– За кого же отдавать?

– Не ведаю…

– Да что ты заладил, Всесвет, – Гостомысл вскочил, – не знаю, не ведаю…

– Истинно тебе говорю – не знаю, – как заговоренный повторял волхв, – это тебе решать.

– Мне?

– Тебе.

Князь вдруг просиял.

– Значит, воина великого родит?!

– Верно… так говорят боги, что послали тебе вещий сон.

– Мне решать… так-так… Ну, я ужо решу!

Гостомысл поворотился на каблуках и, уже открывая дверь, бросил через плечо:

– Бывай, Всесвет! Спасибо!

* * *

Напасть пришла вскорости. Не успел князь как следует утвердиться в своем решении насчет младшенькой Умилы, как дурные вести проникли в Новгород. Варяги вторглись в пределы меря и принялись разорять земли князя Нимоякке. И пуще того, донесли соглядатаи, что вкупе с варягами шли дружины чудинских родов, принявших руку врага.

Гостомысл нервно закусил нижнюю губу. Первым порывом было срочно посылать к сыну, в земли кривичей, просить подмоги, да и самому сбирать дружину. Пока зима, пока стоят реки, можно успеть собрать сильный кулак… Князь тяжело вздохнул. Поспешное решение – не лучший выход, вспомнил князь увещевания собственного отца. Прав был Боривой, надо искать дружбы с руссами.

– Эй! – раздраженно позвал князь.

Дверь быстро отворилась, и в дверном проеме показалось встревоженное лицо служки.

– Живо кликни ближних!

Лицо стремительно дернулось, и парнишка убег исполнять приказ.

Насчет Умилы князь больше не сомневался. Когда ему доложили, что ближние люди собрались и ждут, Гостомысл распорядился срочно снаряжать гонца. Пока слуги суетились, князь взял тонкую дощечку и вырезал на ней несколько черт и рез[56]. Затем князь вышел во двор и, завернув дощечку с письменами в кожаный мешочек, подал гонцу.

– Ты должен успеть нагнать князя руссов. Запомни, его зовут Вадим. Стяг у него с трезубцем. Его дружина сейчас должна быть на землях боярина Жирослава. Запомнил?

Гонец кивнул.

– Передашь это только ему лично в руки и скажешь: дескать, князь Гостомысл ждет ответа. Останешься при руссах, пока князь Вадим не даст ответа. Запомнил?

Гонец понимающе качнул головой.

– Все. Скачи.

Гостомысл поворотился, дабы войти в терем, и тут сердце сжалось до боли – Вторуша! Его средняя дочь – как она там? Убережет ли Нимоякке жену?

Кто тебя осудит?

Коли ты ее не взял.

Кто тебя проводит?

На другую ты гадал…

По сию пору боярин Жирослав гостей не ждал, не чаял. Боярин безвылазно просиживал штаны в своей усадьбе, занятый ратными приготовлениями. Князь Гостомысл наказал ему готовить к весне ратников, и Жирослав, потужив о своей мошне, перечить князю не стал. В Раховке собралось до четырех десятков молодцов, коих боярин бесхитростно упражнял и готовил им снаряжение. К слову, тоже весьма скромное, ибо все хлопоты по сбору дружины легли на его карман, а мошну боярин привык беречь да приумножать.

Земли боярина вплотную примыкали к варяжским, с крепким боргом. Благо еще, что река разделяла порубежье. Но что та река для варягов? Оттого Жирослав был угрюм и невесел, что соберись северяне пришлые вдарить по новгородцам, то его селения первыми примут удар. А это разорение вчистую. И прежнему князю Боривою сказывал боярин, что, дескать, а не лучше ли с градом ихним торговать, а не ратиться. Но Боривой и слышать не желал. А ведь дело предлагал Жирослав, да и купцы новгородские от затяжной войны убытки терпели немалые. А варяги, что те, гутрумовские, что эти, плотно запечатали выход в озеро для новгородцев. Боярин, скрепя сердце, готовился к весне, к новому походу, а червь сомнения точил душу все больше. Трудно, ох, трудно сковырнуть северян из града…

Небесное колесо уже закатилось и сгинуло, когда боярина встревожили крики во дворе. Жирослав подхватил пояс с мечом, накинул шубу и на пороге столкнулся с главным своим тиуном[57].

– Ну?

– Идут… с факелами! – ответил тиун, утирая влажную бороду и тыча рукой в сторону ворот.

– Да кто?

– Неведомо, господине! Идут не таясь. Прямо к нам.

– А ну пошли.

Жирослав взошел по лестнице на стену. По открытому полю перед Раховкой вереницей двигались факелы, десятка два. Боярин слышал фырканье лошадей и легкий скрип снега.

– Ты чего, скотина, вылупился?! – рявкнул боярин на тиуна. – Живо всех на стену! Изготовиться!

Пока ратники, топоча, как кабаны, занимали оборону, незнакомцы остановились на расстоянии полета стрелы.

– О, гляди… – раздался голос на стене.

Но боярин уже и сам видел, как от вереницы отделились три факела, которые стали стремительно приближаться к воротам.

– Кто такие? – прокричал Жирослав, когда всадники осадили коней подле стены.

– Князь руссов Вадим, из гостей, от князя Новгородского Гостомысла. Просит у боярина Жирослава стол и кров!

Боярин нервно сглотнул. Вот уж действительно кого он никак не ожидал.

– Князь руссов? – громко переспросил Жирослав.

– Он самый! – ответил Вадим. – Или ты меня, боярин, не признал? – Три факела сдвинулись, ярче освещая фигуру князя. – В прошлый раз ты шибче думал! Так пустишь или как?

Несколько секунд боярин стоял, не шелохнувшись. Из гостей, от Гостомысла? Врет, или, может, вправду помирились они?

– От князя Гостомысла, стало быть? – все же решился спросить боярин.

– От него! Мир теперь промеж нас. Не сомневайся, боярин!

– Ну, коли так… – Жирослав кивнул воинам у ворот. – Открывайте!

Ворота нехотя отворились. Первым въехал Вадим, за ним Павел и Юски. Следом во внутренний двор въехало два десятка вершников во главе с воеводой Брягом, далее сани и пешие дружинники. Во дворе сразу стало ярко от факелов и тесно от гостей.

– О, я погляжу, вас много… – озадаченно произнес Жирослав.

– Не переживай, боярин, – Вадим спрыгнул с седла. – Стеснить – стесним, но объедать тебя не станем. Своих запасов вдоволь.