И Карл вдруг подумал: «Я могу сам себя сыграть в кино! Я лучше Пола Ньюмана, ведь он уже умер, а я еще жив! Я ЖИВ!» И было что-то прекрасное в этом ощущении превосходства над миром, ведь они много прожили и заслужили это мгновение. И кожа покалывала на свежем воздухе, и все качалось, и плыло, и тряслось, и шлепалось. И казалось, они будто бы летят, и Агата постоянно поднимала руки, наслаждаясь свежим воздухом. Вот это чувство! И Карл не переставал на нее смотреть, и они долго друг от друга не отрывались. И никогда еще в своем теле Агата не чувствовала себя так хорошо, так естественно. И она молчала, точно онемев. И потом, уже сделав ЭТО, они сидели рядом, перепачканные в грязи, опирались друг на друга и наблюдали за тем, как солнце готовится к новому дню.

И Агата призналась:

– Знаешь, я любила его. Рона.

– Знаю, – ответил Карл и в пыли возле них написал: «Туточки были Карл и Агата».

Милли проснулась. Ущипнула себя. Все-таки не умерла.

Посмотрела на подтаявшего Мэнни. Пробежала пальцами по его лицу. Рубашка прилипла к пластмассе.

Милли подняла перед глазами пивной чехол и взглянула на него. Провела пальцами вокруг нарисованной Австралии. Интересно, где они сейчас?

Она представила, как с чехла ей подмигивает мерцающая красная точка, рядом с которой горит неоновая вывеска: «ВЫ ЗДЕСЬ».

Милли вышла из машины и обошла ее по кругу. Заглянула под нее.

– Карл?

Забралась на крышу.

– Агата?

Солнце зажигало все вокруг.

Машина стояла неподалеку от огромного утеса. Милли подошла к краю обрыва. Сильный ветер ударил ей в грудь и пустил по одежде рябь, как по воде. Тут накидка взметнулась в воздух, и Милли вытянула перед собой руки, точно собиралась взлететь. Какая глубокая пропасть над океаном! Как же много пустоты! И какой шум! Оглушающий шум бьющихся о скалы волн…

Вдруг на краю обрыва, чуть впереди, Милли заметила какого-то дяденьку. Он стоял к ней спиной и клюшкой отправлял в воду мячики. Она несколько минут за ним следила: смотрела, как он с силой замахивается и ударяет, как мячик летит высоко-превысоко и далеко-предалеко, а затем падает в пропасть.

«Интересно, – гадала Милли, – что чувствует этот мячик?» Она представила, как мчится по воздуху, и за спиной у нее трепещет накидка. Представила, как у нее екает в животе, и она стремительно падает в океан и погружается глубоко под воду.

Милли подошла к дяденьке.

– Вы знаете, что вы умрете? – спросила она.

– Черт! – он подскочил от страха и, замахнувшись клюшкой, обернулся. – Черт подери, милая! – Дяденька глянул ей за спину. – Ты на летающей тарелке, что ли, прилетела?

– Нет. А Мельбурн отсюда далеко?

– Где твои мама с папой?

– Сколько километров?

– Точно, что ли? Боже мой, милая! Ну и задачки ты задаешь! Не знаю. Тыщи полторы?

– Вы меня туда отвезете? У меня там сегодня кое-что важное.

– Нет, извиняй, милая. Мне в другую сторону.

– Ладно.

Милли вздохнула, повернулась и пошла прочь, потому что взрослые со своими обещалками у нее уже в печенках сидели. Никогда они не делают то, что у них попросишь! И она решила, что теперь будет выполнять все свои обещания и всё-превсё делать сама, потому что ни на кого, кроме себя, положиться нельзя. Все вокруг говорят то одно, то другое – то правду, то неправду – как же это надоело! Надоелонадоело… НАДОЕЛО! Она знала, что Карл и Агата куда-то ушли и оставили ее, знала, что мама не хочет, чтобы ее находили… Ну и пусть! Она, Капитан Смерть, сама себе голова!

У тебя все хорошо, милая?

Где твои мама и папа?

Они мертвы

Вам не понять

Вы всего лишь взрослые

Милли открыла дверцу машины, забралась на Мэнни и поцеловала его в лоб, как целовал ее папа. Затем вытащила манекен из машины и понесла к обрыву. Мэнни волочился по земле и рисовал на ней узоры, а красная пыль вокруг поблескивала в утреннем свете.

Раз уж никто не хочет ей помогать, не хочет везти ее в Мельбурн, она сама туда прямо сейчас полетит – полетит, без шуток! Вместе с Мэнни. И будет смелее всех на свете, и возьмет его под руку, и прыгнет… и понесется по воздуху, как мячик, только вперед и вперед. И тогда Карл, и Агата, и мама обо всем пожалеют – ох, как они пожалеют! И теперь это они будут говорить: «ПРОСТИМИЛЛИПРОСТИМИЛЛИПРОСТИМИЛЛИ. ПРОСТИ НАС, ПОЖАЛУЙСТА, МИЛЛИ».

Карл и Агата вернулись к машине довольные собой, как подростки. Карл даже шлепнул Агату по заду, и Агата даже захихикала.

Они были с ног до головы в красной пыли, и волосы у них торчали во все стороны. А когда они смотрели друг на друга, воздух между ними будто электризовался.

Агата знала: женщины будут ей завидовать – а разве можно желать большего?..

Но тут…

– Милли? – сказал Карл и потянулся к двери. Потом обернулся и позвал: – Милли?

Агата прижалась лицом к окну машины.

– Милли? – выдохнула она на стекло. Затем оглянулась и закричала: – Милли!

Они несколько раз обежали машину, посмотрели под ней, посмотрели над ней. Они оба продолжали выкрикивать слово «Милли», точно какое-то заклинание. Она исчезла, но как? Спрятаться вокруг было негде.

Агата крутилась и вертелась на месте, оглядываясь по сторонам и надеясь, что перед ней возникнет маленькая фигурка. А потом повернулась к обрыву – и от внезапной догадки пошатнулась и схватилась за капот: там. Она там. Она может быть только там.

И от неизбежной опасности этого «там» у нее задрожали колени.

Карл заметил неподалеку мужчину, который держал на плече клюшку для гольфа. Мужчина направлялся к ним, и в его походке читалась оскорбительная расслабленность.

– Извините, – начал Карл, подбегая к нему, – вы видели тут девочку? – Он выставил в сторону руку, пытаясь показать, какого Милли роста.

Сквозь шум ветра Агата расслышала в ответе незнакомца только «Мельбурн» и «странная» и «тащила черт-те что к обрыву». Тут Карл схватил его за воротник и сказал:

– Так почему вы ее не остановили?!

А мужчина толкнул Карла в грудь и ответил:

– Убери-ка лапы, приятель!

Тогда Агата глубоко вздохнула и двинулась к краю утеса. Она шла так быстро, как только позволял ей страх, а за спиной у нее вопили мужчины. Ох и устала она от криков! Ох и устала от этого шума, который льется у людей изо рта (особенно у нее самой)!

Океан впереди казался огромным, бескрайним, и даже там, где он будто кончался, конца ему, конечно же, не было. Агата остановилась в нескольких метрах от обрыва, опустилась на колени, легла на живот, а затем поползла вперед, кряхтя и чувствуя, как гравий царапает ноги. Схватившись за край утеса, она глянула вниз.