– Надо соглашаться, – сказал Сырец, изнывая от нетерпения. Ему хотелось знать, что скажет Семеныч о нем, о его дальнейшей судьбе. Неужели оставит Сырца с метлой в руках, лишив последней надежды.

– Ты вот что, Вован, сходи к родителям, попроси у них справку с места жительства, без этого никак, без справки не пропустят тебя в шофера, – сказал Семеныч и вновь увел глаза вбок, он понимал, как трудно Сырцу решиться пойти на поклон родителям.

– Схожу, Семеныч, обязательно схожу, – наигранно весело выкрикнул Сырец.

Он непременно сходит, небось, не согнется от поклона. Родители сделают ему справку. Они не откажутся от родного сына, Сырцы – люди богобоязненные, религиозные.

– Тебе сколько стукнуло? – поинтересовался Семеныч, пытаясь согнуть негнущиеся пальцы на заскорузлых ладонях.

– Двадцать два, – хмыкнул Сырец и удивился. Ему казалось, что он прожил на свете целых сто лет. А ему всего-то двадцать два года.

– По виду тебе и семнадцати не дашь, – посетовал Семеныч, – слишком ты миловидный для твоих лет. Но наши поверят моему слову. Целый парторг рекомендует человека.

Семеныч даже крякнул от осознания собственной значительности. До сих пор он не воспринимал себя как должностное лицо. И первый опыт прошел удачно. Официально Семеныч еще не перешел в другой статус, а уже распоряжается чужими судьбами. Сырец посмотрел на серое небо. Ни просвета, ни трещинки, все небо плотно законопачено промозглыми тучами. И вдруг среди кромешной пелены мрака проглянуло солнце: скромный, но игривый лучик вырвался из долгого плена и заплясал по серому городу тоненькими лукавыми ножками. Сырец засмеялся, глядя на веселого попрыгунчика. Его мечта сбылась, его приняли в приличное общество, скоро он станет полноправным человеком, получит паспорт и трудовую книжку. Он будет как все. В этом городе. В этой стране.

– А с женой у тебя как? Ладите? – спросил Семеныч, прервав ликующие мысли Сырца на самом интересном месте.

– Д-да, поладили, ей скоро рожать, – сказал Сырец и вздохнул, ему не стоялось на месте. Он подпрыгивал возле Семеныча, как юный жеребенок, спешащий вырваться из тесной конюшни. Семеныч подкрутил седой ус и хмыкнул, дескать, беги, парень, доставай справку. Старый водитель знал настоящую цену своим словам. Без его рекомендации не видать Сырцу баранки. Отдел кадров не пропустит ранее судимого по сто восьмой статье на дальнобой. Туда пускают только положительных людей, с хорошими характеристиками, справками с места жительства, не пьющих, женатых.

Соломон не удивился, увидев сына. Он ждал его, думал, что Сырец придет раньше – ему не обойтись в большом городе без родительской опеки.

– Отец, мне нужна характеристика с места жительства, на меня и на вас, меня берут на хорошую работу, – сказал Сырец и подсел ближе к Соломону. Тот совсем состарился, ссохся, только кожа да кости да культя в придачу.

– Лова, какая у тебя будет работа? – сказал Соломон, недоверчиво глядя на сына.

– Водителем меня берут, дальнобойщиком, – Володя улыбнулся отцу. Ему хотелось обнять Соломона, но он стеснялся, не желая обнажать свои чувства перед отцом и самим собой.

Отец отвернулся. Ему не нравилась профессия шофера. Не такая работа нужна его сыну. Эта работа для эгоистов.

– Я не дам тебе справки, Лова, – сказал Соломон Сырец и заворочался в своем углу, подзывая к себе Ханну. Он уже не мог обходиться без ее помощи.

– Но почему, отец? – сказал Сырец, пытаясь сдержаться, чтобы не закричать. Ему было жаль отца. Он совсем сдал, он почти покойник.

– Ты не справишься, Лова, эта работа не для тебя. – сказал отец судейским голосом. Соломон объявил свой приговор. И Сырец понял, что приговор обжалованию не подлежит. Отец не сдаст своих позиций, если сказал слово, то не отступится от него. И Сырец ушел из дома в третий раз. Он шел по ночному городу и плакал. Сырец знал, что плачет в последний раз. Он плакал о несостоявшейся жизни в самом ее начале. Он снова стал изгоем, на сей раз по вине отца. И в первый раз его погнало на нары неприятие родителей. Все из-за них, в его разбитой жизни виноваты Соломон и Ханна. Они не имели права иметь детей. Жестокая мысль ужаснула Сырца. Он остановился. Скоро у него будет ребенок. Сын. Сырец знал, что родится мальчик. Он назовет его Семеном, в честь Семеныча. Он не должен плохо думать о родителях. Они ни в чем не виноваты. Так сложилась жизнь. Сырец справится с ней. Все будет так, как он захочет. И слезы остановили свое течение. Плакать было нечем и незачем. Сырец сам выбрал свой путь. И сам выберется из беды.

Семеныч не удивился. Старого шофера трудно чем-либо удивить. Слишком много километров намотано на мозг, слишком много мыслей передумано за долгую жизнь.

– Ты ведь у отца был прописан до «отсидки»? – скупо осведомился Семеныч. Он знал ответ на свой вопрос, а спросил потому, что в таких случаях положено задавать дополнительные вопросы.

– Д-да, – выдавил из себя Сырец. Его жгла обида. Она сидела в нем глубоко, гораздо глубже, чем он думал. Впредь он будет избегать расспросов о родне. Зачем бередить не затянувшуюся рану? Слишком больно.

– Я пропишу тебя в своей квартире по твоей справке из колонии, – безапелляционным тоном заявил Семеныч. – Понимаешь, кадрам нужен фактический документ в том, что ты благонадежный. У нас с этим строго, сам знаешь!

Володя Сырец знал, что с него строго спросят за эту самую благонадежность. В этом он не сомневался, равно, как и в том, что он гарантирует ее без всяких справок. Семеныч выполнил свое обещание, Сырец получил паспорт со штампом. Отныне он навсегда был отлучен от родительского дома, о чем свидетельствовала выписка из паспортного стола. Пока Сырец решал кадровые вопросы, получал справки, выписывался и прописывался, бегал по жилконторам и паспортным столам, Тамара родила. В роддом она уехала сама, Сырец узнал об этом от Аркаши.

– Тома в роддоме, – сказал брат, увидев в дверях Сырца. Володя передернулся при виде Аркаши. Счастливое известие исходило от неприятного ему человека. И все равно новость была радостной, ничто не могло испортить ее. Даже двоюродный брат.

– Родила? – сухо поинтересовался Сырец, осторожно обходя Аркашу, лишь бы не задеть его плечом.

– Родила, – прошептал Аркаша, бледнея, – мальчика. У них все хорошо. Я пришел за одеялом.

– Я сам отнесу, спасибо, – сказал Володя, размышляя, как бы отделаться от навязчивого гонца.

– Я поздравляю тебя, вас, всех, – пробормотал Аркаша, сгибаясь дугой. Он был значительно выше Володи, но в его присутствии всегда горбился, стараясь выглядеть ниже своего роста.

– Спасибо, – хмыкнул Сырец.

Он бы не хотел оказаться на Аркашином месте. На свете ничего не бывает хуже чужого места. Лучше всегда оставаться на своем, привычном, устоявшемся. Аркаша ушел, зло хлопнув дверью. На него это не похоже – он всегда ровен и покладист. Его равновесие подкосил новорожденный мальчик, ведь он появился не у него. А разлучник Сырец ликовал, с появлением ребенка его жизненная планка резко рванула вверх. Благодаря хлопотам и рекомендации Семеныча, Сырца взяли на водительскую ставку, ему доверили машину Семеныча, он был прописан в квартире Семеныча. Теперь у него есть сын Семен. Сын сделал отца счастливым. Сырец поклялся, что все сделает для мальчика, даже невозможное. Он даст ему самое лучшее будущее, какого не было даже у принца Альберта. Володя положил в сумку пеленки и одеяльца, загодя приготовленные Тамарой, и пошел за сыном. Он шел по городу, и душа его пела. Сырец забыл свои прежние горести, он был счастлив. У него началась новая жизнь. Он любил своего сына, как никого и никогда не любил.