— С чего это вдруг? — насторожилась я.

— С того, что парня мы до смерти напугали, как бы онсгоряча чего не сделал. Один раз он попытался нас укокошить.

Я опустилась на стул, чувствуя, что бледнею.

— Ты думаешь, он может?..

— Конечно, он же форменный маньяк. На его счету уже тритрупа, влегкую догонит до пятка.

— У тебя есть пистолет?

— Есть, но нет патронов, то есть осталось только два.Но это на крайний случай, когда положение станет совсем безвыходным, один мне,другой, так и быть, тебе.

— В каком смысле? — проблеяла я.

— Давай не будем о грустном, — вздохнул

Мишка, поднялся, взял меня под руку и повел наверх. Мы вошлив спальню, и он сразу же полез целоваться, а я поняла, какая я дура, что слушаюего болтовню.

— Оставь меня немедленно, — рявкнула я,освобождаясь.

— Не валяй дурака, а? — обиделся Мишка.

— Что значит «не валяй дурака»? Убирайся отсюда.

— Я в своей спальне, — проворчал он. Я стрелойвылетела из комнаты, заперла свою дверь и в отчаянии заревела. И вовсе непотому, что очень боялась Илью, хотя, конечно, боялась, а потому, что Мишка комне приставал. И ладно бы оттого, что я ему нравилась. На самом деле яподозревала, что для него разница небольшая: я это или Катька, что былоневыносимо обидно и унизительно. Сидя на своей постели, я искренне желалаШальнову провалиться ко всем чертям.

Понемногу я успокоилась и тут услышала, что Шальнов покинулсвою спальню и начал спускаться по лестнице, что-то насвистывая. Я метнулась кдвери, приоткрыла ее и в самом деле увидела Мишку: в темном костюме, пригалстуке и в белой рубашке с запонками, именно эти самые запонки и бросилисьмне в глаза в первое мгновение, потому что Мишкина рука, когда он спускался,была на перилах.

— Эй, — позвала я, Мишка повернулся, и тогда яувидела галстук, ну и его противную физиономию, конечно. — Ты кудасобрался? — спросила я.

— В одно место.

— А меня почему не берешь?

— А ты там без надобности.

— Почему это?

— Потому… И отвяжись.

— Но я же должна знать, куда ты собрался. Мы же вместерасследуем…

— Я сейчас ничего не расследую. Я к бабе еду,

— К какой? — не поняла я.

— Тебе-то что? — Тут до меня наконец дошло, что онимел в виду, и в животе как-то похолодело, а потом и вовсе сделалось нехорошо.Так бывает, когда съешь чего-нибудь не то.

— Какая баба, Миша? — пробормотала я. — У насже труп бесхозный и Илья… Как ты можешь в такое время…

— Очень даже могу, — съязвил он, глядя на менявесьма сердито. — Мне впору лезть на стенку… Только это не поможет, я ужепробовал. Так что срочно надо что-то делать, я имею в виду, чуткую женскуюдушу, которая все поймет и полюбит меня.

— А я как же? — обняв себя руками и дрожа всемтелом, пролепетала я.

— А ты у нас стойкий оловянный солдатик. Может, ты досих пор в куклы играешь? Хотя с виду довольно большая девочка.

— Ты хочешь оставить меня одну? В такое время? Ты жедесять минут назад говорил, что Илья может нас укокошить, то есть попытатьсяукокошить.

— Возьми в постель телефон, если что, звони в милицию.Они спасут.

— Понятно, — кусая губы, сказала я. — Я так

И знала, что на тебя не следует полагаться, ты… ты негодяй,Шальнов, и к женщинам у тебя отвратительное отношение. Ты даже не понимаешь… —Шальнов прислонился к перилам и смотрел на меня с интересом, а я все-такизаревела. — Убирайся отсюда, и если меня убьют, я буду очень рада, ищитрупы в одиночку и вообще… идиот, вот ты кто. — Я влетела в спальню,рухнула на постель и долго рыдала, что не мешало мне чутко прислушиваться:входная дверь не хлопнула. Я вытерла слезы и пошла умываться.

В Мишкиной спальне горел свет. Очень хотелось заглянутьтуда, дабы убедиться в том. что никуда он не ушел, но гордость пересилила. Яприблизилась к двери, пытаясь различить хоть какие-то звуки. Вроде бы кроватьскрипнула… шаги… точно. На цыпочках я вернулась к себе, юркнула в постель идаже вознесла благодарственную молитву богу, она вышла длинной и немногонескладной. Главным для меня было то, что совесть, пусть небольшая, у Шальноваесть, значит, человек он не совсем пропащий… Улыбаясь этим мыслям, я оченьбыстро уснула, но сон мой был недолгим. Меня разбудила машина, где-то рядомхлопнула дверца автомобиля, полежав немного в темноте, я все-таки подошла кокну и выглянула: никакой машины не было видно. Приснилось мне, что ли? И тут яуслышала шаги. Кто-то осторожно крался по лестнице. Я замерла возле окна, вужасе таращась на дверь. В щели возле пола мелькнул свет, довольно слабый,будто включили фонарик.

— Мишка, — заорала я. Свет исчез, звук шагов тоже,зато хлопнула дверь Мишкиной спальни, и сам он через несколько секунд появилсяу меня с вытаращенными спросонья глазами и с пистолетом в руках. — Он где-тотам, — завопила я кидаясь ему навстречу.

— Кто?

— Откуда, мне знать? Я видела свет, а еще слышала шаги.

Мишка щелкнул выключателем, взял меня за руку, и мыосторожно покинули спальню, а потом прочесали весь дом сверху донизу. Никакогонамека на вторжение.

— А ты ничего не выдумываешь? — подозрительнокосясь на меня, спросил Шальнов.

— Нет, — затрясла я головой и покраснела. Я готовабыла зареветь от досады, уж лучше бы вправду кто-то в дом ворвался, чем воттак…

— Привиделась, — перевел дух Шальнов, и мыподнялись по лестнице, возле спальни притормозили. — Пойдем ко мне, —вздохнул Мишка. — Ведь все равно будешь всю ночь зубами клацать, сама неуснешь и мне не дашь.

— Ты меня нарочно пугал, — озарило меня, но онпрезрительно ответил:

— Ой, очень мне надо. Я, между прочим, никому ненавязываюсь. Я просто о тебе беспокоюсь, завтра трудный день, надо быть вформе.

— Я больше кричать не буду, — заверила я. —Спокойной ночи. Извини, что разбудила.

Он схватил меня за руку, а я сказала торопливо:

— Миша, я так не умею…

— Как? — удивился он.