Пять часов в дороге, затем короткий отдых и пересадка на другую машину. Тяжело. За эти два с половиной дня я успела передумать примерно раз пятнадцать. Тянуло вернуться обратно. Страх неизвестности тянул. Но я точно знаю, как это будет: Марат примет меня, и запрет в своем доме. Будет контролировать каждый шаг, и ничегошеньки не изменится.

Мы с попутчиками въехали в сибирский город. За эти дни я привыкла к брезгливым взглядам, направленным на меня. Ну да, выгляжу я как пропитуха: лицо избитое, опухшее, да и вся я разукрашена ссадинами и синяками.

Зато свободная.

Плевать! К черту страх! Если не выйдет у меня продержаться одной, то придется сдаваться Марату. Один звонок на номер, который я помню наизусть, и в течении нескольких часов он будет рядом. Это понимание успокаивает и мотивирует ни в коем случае не сдаваться. Вот рожу ребенка, который не только мой, но и его, и тогда… тогда я вернусь! Надеюсь, к тому времени Марат разлюбит меня, найдет другую, и связывать нас будет только малыш.

— Пробка. На вокзале будем минут через двадцать-тридцать, — устало проинформировал нас водитель машины.

Снова вокзал, и снова нужно будет искать авто, и думать — куда же ехать. Машина стоит в пробке, я смотрю на дождливый, серый город из окна машины, и взгляд цепляется за баннер кризисного центра для женщин.

Мне ведь никакой разницы нет: дальше ехать, или остаться здесь. Я достаточно далеко от Марата. Не найдет он меня. А кризисный центр, если еще функционирует, то поможет. Не выгонят меня, надеюсь. Вряд ли все женщины, сбегающие из дома, успевают захватить с собой документы и нужные справки. А я выгляжу как раз женщиной, загнанной в ловушку.

— Можно, я выйду здесь?

Водитель кивнул, но пришлось подождать, пока он сможет меня высадить.

Дождь не мешает. Я вернулась к кризисному центру, работающему при поддержке фонда борьбы с семейным насилием, и вошла внутрь.

* * *

— Размер одежды не твой… ничего, что я на «ты»? Мы предпочитаем неформальное общение, — куратор центра, после продолжительной беседы, завела меня в небольшую, чистую и уютную комнату. — Меня можешь называть не Анастасией, а Настей. Почти все время я провожу здесь. Ты — четвертая. Места много, жаль, что не все женщины решаются уйти. А некоторых возвращают мужья уговорами или угрозами. Завтра тебя примет психолог, и…

— Это обязательно?

— Психолог?

—Да. Он мне не нужен.

— Заставлять не будем, когда решишься — обязательно советую посетить, это бесплатно. Также с нами бесплатно в рамках нагрузки работают отличные юристы, помогают с разводом, с опекой, консультируют. Тебе же нужно вернуть документы?

Я кивнула. Стало стыдно. Насте, когда я вошла в центр, рассказала историю, как сбежала от сожителя впопыхах, почти голой, и боюсь возвращаться за своими бумагами.

— Я верну их со временем. Я из другого города. В родном оставаться страшно.

— Понимаю, — серьезно ответила девушка. — Я сама прошла через подобное, теперь помогаю девушкам, подобным той, которой и я сама была раньше. Ничего. Не торопись. Либо заберешь документы позже, либо восстановишь их. Обычно мы даем месяц на восстановление женщины: работа с психологом, с юристом, а затем помогаем с поиском работы и жилья, и как только ты сможешь жить самостоятельно — только тогда отпускаем. Если не справишься за месяц — не прогоним. Говорю об этом сама, так как это самый частый вопрос, который мне задают. И насчет денег: разумеется, ты не платишь ни за что, пока не зарабатываешь. Нам помогает фонд и спонсоры, а также две девушки уже оправились после случившегося с ними, нашли работу, и решили вкладываться в жизнь центра продуктами.

— У меня есть деньги, — всё же, сказала я. Стыд удушает еще сильнее. Но мне и правда нужно безопасное место, пусть Марат и не лупил меня, зато жизнь била, да еще как!

— Оставь их себе, и просто выдохни, — по-доброму улыбнулась мне Настя. — Белье, одежда, я постаралась найти твой размер, но, кажется, ты слишком худая, потому прости. Можешь побыть одна. Если станет скучно — выходи на кухню или в гостиную. Компьютеров всего два, они общие, пользуйся. Я могу идти?

— Спасибо вам.

— Тебе, — поправила Настя, и я подарила ей извиняющуюся улыбку.

Как только я осталась одна, легла на узкую кровать, и закрыла глаза. Теперь я точно в безопасности. Сегодня и завтра я отдохну, это нужно и мне, и ребенку, а затем придется думать над работой. Либо через интернет, либо оффлайн. В нашей стране не так сложно устроиться работать без документов, как и найти жилье. Долго пользоваться плодами своего вранья, и жить на всем готовом я не стану.

Я стянула мокрую одежду, закуталась в плед, и заснула.

И приснился мне Марат. Во сне он дико на меня злился, вот только вины я за собой не чувствовала.

Глава 43

МАРАТ

Смеюсь. Сижу на больничной койке в убогой ВИП палате, и смеюсь. Искренне, блядь! Реально, искренне.

Снова читаю записку эту гребаную. И еще, и еще. Всего пара строк:

«Пожалуйста, не ищи меня. Наверное, я вернусь, когда рожу ребенка. Я очень устала от этого кошмара, в который превратилась моя жизнь. Считаю, что и я и ребенок заслужили лучшего»

Сукааа!

Не ищи… наверное вернусь… устала…

А поговорить? Вот просто взять и поговорить со мной слабо?

Чувствую себя пацаненком. Лошком-флажком. Сижу, тихо смеюсь как конченый, и мысленно задаю Алике вопросы: почему и за что? Почему, мать твою, и за что? Что я сделал не так в этот раз? Да, подвёл, и спасти смог поздно. Многое не учёл, нанял не тех людей, не проверил их как следует. Косяков много, и я в жизни не забуду избитую Алику на коленях перед Игнатовыми.

Из-за этого ушла? Ушла, зная про грозящую опасность? Зная, что Дмитрий Игнатов жив-здоров? Или уснувшая обида за своего папашу проснулась?

Что у тебя в голове, Алика? Кисель?

— Её водили по кабинетам. Кровь, еще один рентген. Мы следом, как полагается. Следили. В кабинеты с ней не заходили, само собой, но глаз не спускали. Но из одного кабинета Алика Владимировна не вышла.

Слушаю объяснения, киваю. Меня прокляли? Вроде эти парни проверенные, бойцы отменные, но идиоты ведь! Или нет? Ну вроде складно: не могли они в кабинеты с Алей заходить, и