– Леха. – Мотнула головой в сторону второго, перебирающего инструмент на дальнем столе: – Макар. – Едва не споткнулась о сапоги третьего, лежащего под большой машиной: – Селиван, по ремонту главный человек.

После чего Фредерика толкнула дверь, перешагнула высокий порог и застучала каблучками по лестнице, ведущей на второй этаж. Еще одна дверь – и гости попали в жилую комнату, большую, теплую, полутемную, пахнущую пылью, заваленную книгами и заставленную чем-то неопознаваемым, укрытым чехлами.

– Тут был кабинет брата, – сухо, вроде бы нехотя, сообщила Фредерика. – Когда нас перестали обыскивать по три раза на дню, я не стала разбирать вещи, просто накрыла. Все надеялась, что псих уцелел и однажды вернется. У нас семья странная, мы порой из-под такого выбираемся…

– Не вернулся, – догадалась Лена.

– Пока нет, – упрямо прищурилась Фредерика. – Но твоему Сане я разрешаю тут убираться и все рассматривать. Знаешь ли, я никогда не умела запрещать мальчишкам шалить. И теперь ужасно страдаю, что ты привезла всего одного негодяя. С тех пор как мой Рони слег, а потом и вовсе повзрослел, соседи не жалуются на раздавленные цветники, разоренные сады и разучившихся кусаться сторожевых собак. Скучно.

– Олег приедет к Новому году, а может, и гораздо раньше, – предположил Саня.

– Уже радость, – улыбнулась Фредерика. – Вдвоем вы точно научите соседских доберманов подавать лапу и по команде лаять на своих же хозяев. Это моя большая просьба, понял?

– Само собой.

Фредерика прошла комнату насквозь, открыла дверь и зашагала по коридору. Указала пальцем налево, обозначая свою спальню, затем комнату сына, свободную гостевую, неиспользуемую кладовку. Толкнула легкую дверь справа:

– Кухня. Лена, я всерьез говорила про суп. Ты уж займись, сейчас работают в мастерской четверо, да нас тут трое.

– А ваш Рони?

– Я видела его в последний раз дня три назад, – уточнила Фредерика. – Это нормально. Я понятия не имею, где он пропадает и чем занимается, он уже взрослый, ему вообще-то двадцать пять… Можешь не тратить силы на любезность, я знаю, что выгляжу моложе своих лет. Мы активные долгожители, вся семья. Так, это холодильник, еще с прежних времен роскошь, добротная старая магия. А вот эта смешная штуковина именуется свежатником. Его соорудили маги-недоучки ректора Юнца, когда проходили практику в моей мастерской. Держит ровную температуру, мясо в нем не портится две недели, зелень у нас до середины зимы своя и отменная.

– Какие славные юноши, – удивилась Лена. – Заботливые…

– Ну да, только они для пива его делали, – фыркнула Фредерика.

Она задумчиво оглядела высокий запыленный комод, ряды полок с разнообразными емкостями, густо заплетенные паутиной сундуки и бутыли в углу обширного помещения.

– Лен, ты только не спрашивай, что у нас есть из припасов и чем тут так гадко воняет. На кухне я мало что понимаю. Это плита, тут два кольца магического огня, вот регулировка, тоже старинное заклятие, толковое. Тут спиртовка. А там, сбоку, большая печь. С этой стороны она годится для готовки, а если обойти через ту дверь, то попадешь в котельную. Топим мы углем, мы теперь богатые и можем себе это позволить.

Саня заглянул в котельную, уважительно погладил горячий бок добротного медного котла, провел пальцем по трубе. Дед и тот бы не придрался, все собрано на совесть, отлажено и вычищено. Он внук машиниста, он видит сразу! Задвижки ходят мягко, уголь заготовлен грамотно. Вернувшись на кухню, Саня застал маму за восторженным изучением развешанных на стене предметов. В одном он смог опознать магическую палочку для чистки от жира – двухзарядную, с незнакомым вензелем. Прочие вещицы, видимо, обещали неменьшее облегчение в готовке и последующей нудной чистке посуды.

– Саня, пошли заселяться, – распорядилась Фредерика. – Жить будешь в бывшей кладовке. Потом перетащим туда же вторую кровать для твоего Олега. И стол. Я скажу, чтобы ребята приволокли дедов секретер из подвала.

– У меня будет своя комната?

– Именно. – Фредерика прищурилась и погрозила пальцем: – Учти, устройство пожаров в доме строго запрещаю. Порчу мебели – тоже. Да, и еще. Лена, вон в той большой жестяной банке лежат наши деньги на прожитье. На закупку еды и так далее. Это я намекаю, что если суп соорудить не из чего, то я быстренько съезжу в ближнюю лавку.

– При такой посуде и таком обеспечении магией можно варить и из топора, – счастливо вздохнула Лена, регулируя странный синий с прозеленью огонь под кастрюлей, уже заполненной водой. – Идите, я быстро.

– Н-да, повезло мне, – уверовала в лучшее Фредерика и толкнула Саню к двери в коридор. Усмехнулась и выговорила начало фразы с легким акцентом жительницы Арьи, явно забавляясь: – Алекзандер, тфоя мама уже нашла и обезвредила раскисшую до равномерной гнилости картошку, о которой я и не знала, хотя воняла именно она. Кажется, Лена наведет в доме порядок. А я полагала, что это невозможно. У меня даже Фредди-старший не любит являться, он чистюля, знаешь ли.

– Ваш дедушка?

– Что за намеки, молодой человек! Я не так безнадежно стара, чтобы быть его внучкой! Дедушка, вот еще… Ты собираешься учиться у Юнца и не слышал о ректоре Фредди? – поразилась женщина, отпирая кладовку и небрежно разметая ногой мусор на полу.

– О Фридрихе фон Гессе?

– Ого, знаешь, – успокоилась Фредерика, отодвигая плотную пыльную занавеску и впуская в помещение тусклый свет, пробивающийся в щели забитого досками окна. – Он у нас часто бывает. Так что, «если увидишь», не робей. Саня, ты сможешь сам тут убраться?

– Запросто. Мне бы воду, тряпку и веник.

Фредерика указала рукой в угол, на ведро и прочий запрошенный инвентарь. Объяснила, где можно налить воды, и ушла.

Было радостно стоять в собственной комнате. Большой, с удивительно красивым круглым окном, с настоящим паркетным полом, пусть черным и местами вздувшимся. Саня привстал на цыпочки и заглянул в широкую щель меж досок. За окном тонкие ветки старой раскидистой яблони пытались стряхнуть последние неопрятные листочки, словно стеснялись их убогости. Дикий, неухоженный парк, больше похожий на лес, был целиком захвачен зловредным бурьяном, задушившим даже кустарник. Саня восторженно рассмотрел дерево с красивым стволом, разделяющимся натрое на значительной высоте.

Однажды отец выстроил для путейской детворы шалаш. Поезд стоял на месте долго, было лето, и помост из старых досок стал самым любимым местом игр. К нему приладили крышу из камыша, сплели из ивовых прутьев стенки. Прекрасное воспоминание. Но это дерево еще лучше. И, кажется, оно в свое время имело помост. Обломки досок висели теперь жалко, никчемно. Кто-то намеренно и грубо разрушил игрушку местного ребенка. Кажется, мальчика по имени Рони…

Саня отвернулся от окна, выбрал из кучи хлама в углу два ведра, вполне годные и нехудые на вид. Огляделся. Нашел большой мешок и для начала быстро сгреб в него превратившийся в труху хлам. Сбегал вниз, с удивлением отметив, что он не на втором этаже. Это крыло дома находится на холме, и указанный Фредерикой коридор выводит прямиком на высокое крыльцо с помпезными мраморными перилами и даже скульптурным львом, которому давным-давно отбили ухо и раскрошили хвост, а потому сидит он, жалко сжавшись, и с эдаким недоумением смотрит в сторону далекого соседского забора, словно охранял дом от беды – и не справился…