Набрав воды в колонке, Саня вернулся в свою комнату, разыскал тряпку и стал бережно протирать пол, сгребая толстый войлочный слой пыли и пытаясь не мочить излишне паркет. Потом сменил тряпку и вымыл пол начисто. Огляделся, довольный результатом. В дверь постучали уверенной рукой, одновременно со звуком протиснулся за порог рослый, смуглый до бронзовости Макар, улыбнулся и подмигнул:

– Ловко наводишь чистоту. Меня Фредди прислала, чтобы доски снять с окна. Поможешь вынести – и срочно побежим на кухню. В первый раз оттуда пахнет, а не воняет.

– Давно вы тут трудитесь, дядя Макар? – заинтересовался Саня.

– Пять лет, – отозвался тот, ловко орудуя гвоздодером. – Фредди меня от каторги избавила. Молодой был, глупый, коня свел у наших соседей. А разве есть хоть какая лихость в воровстве?

– А в чем она? – заинтересовался Саня, принимая очередную доску и укладывая в стопку.

– Я могу любой мятый кузов до нового выправить, – гордо заверил Макар. – Ко мне на полгода вперед графья да князья в очередь пишутся. Титул есть, а руки не оттуда растут, вот оно как бывает. И сосед, коновод убогий, тоже в списке – последним! Фредди с него двойную плату берет, она памятливая. К тому же добрая, деньги мне отдает по совести, еще грамоте обучила и на курсы пристроила. Одолею – в инженеры подамся. Рони сказал, от меня будет прок.

По коридору дружно загремели шаги двух пар ног. Люди с надрывом в голосах советовали друг другу, как лучше протиснуться, и считали шаги. Дверь грубо пнули, Саня подбежал, открыл и охнул. Он представлял себе секретер как нечто маленькое и дощатое, а увидел настоящего великана: из дуба, с массивной объемной резьбой, с парой статуэток вместо боковин верхней полки, со вставками из перламутра, частью утраченными, частью потрескавшимися и выкрошенными. Само собой, все в пыли, одну ножку подпортила трещина. Состояние, характерное для имущества этого дома.

– Привет, Саня, – выдохнул низкорослый широкий парень, названный Лехой, разгибаясь и осматриваясь. – Решай, куда ставить. Если по уму, то свет должен падать слева, коли ты сам не левша. Может, вон в тот угол? Но учти, мы после обеда еще шкаф занесем. И сундук, а попозже вторую кровать. Так что думай крепко.

– В угол, – кивнул Саня, потрясенный обилием личного имущества.

– Ты ничего, толковый, – отметил Леха. – Быстро пыль разогнал. К вечеру, если хочешь, приходи, надо посольскому «хорьгу» полную мойку сделать, а потом полировку.

– Хорьгу?

– Это автомобиль, делается на заводе в Арье, – важно пробасил третий мастер, старший из всех, сивоусый и обстоятельный; установив секретер, он добыл из кармана щеточки и принялся сметать с куртки пыль. – Их на всю столицу таких, новейшей модели, четыре штуки. Три ничего, толковые. А этот не шибко удачливый. То крыло ему замнут, то двигатель перегреют, то кожу на сиденьях прорежут. Едва успеем привести в надлежащий вид да за ворота выкатить – уже опять он туточки.

– Поэтому мы в удачу не верим, – блеснул Макар белыми, как сахар, зубами. – Им она черна, а нам – так лучшего клиента и желать не приходится. Посольство платит щедро. Фредди молодец, она умеет из господ деньги вытряхивать.

Хозяйка дома возникла в дверях, словно отозвалась на упоминание своего имени. Изучила чистый пол, довольно хмыкнула:

– Алекзандер, затащи потом сюда шелковый ковер. У меня их три. Один, малый, еще вполне ничего, цветы на нем видно. А к секретеру он ляжет удачно, да и ходить по нему тепло без ботинок. Так… Пару стульев возьми внизу, сюда еще пуфик. И туда – вешалку.

По коридору прокатился протяжный медный звон. Мама Лена по путейской привычке выбрала самую звучную кастрюлю и влепила по ее боку чем-то тяжелым, собирая голодных к столу. Фредерика задумчиво улыбнулась и вышла. Мастера и Саня заспешили по коридору к кухне. Макар от изумления – обед уже готов! – вспомнил почти вытравленное из речи черное слово, смутился и засопел.

Большой стол из сплошной старой дубовой доски был выскоблен досветла. Под тарелками лежали наспех простиранные и еще влажные льняные салфетки. Столовое серебро имело цвет и блеск серебра, что сильно удивило всех обитателей особняка. Передник у Лены тоже был вполне даже белым и ровным, хоть и влажноватым. А запах супа… Леха облизнулся и быстро занял ближайший стул.

– Фредди молодец, – отметил он. – Такую хозяйку нам нашла! Не зря долго искала.

– Все, съеду со съемной и буду жить под крыльцом, там отапливаемый полуподвал, – порадовался Макар.

Каблучки сапожек Фредерики простучали по коридору. Она вошла и торжественно установила на середине стола темную бутыль.

– Настоящий франконский коньяк, – сообщила она. – Лена, я просто счастлива, что ты здесь, что Саня здесь и что мы теперь одна семья. Всем по рюмке.

– Гуляем дорого, – отметил сивоусый солидный Селиван. – Фредди, он же стоит невесть сколько. Кажется, в прошлом году граф какой-то заезжал, Макару денег сулил.

– Сто рублей за простейшую кражу, – охотно подтвердил смуглый Макар, прочесав пятерней густые черные кудри. – Ну я ему устроил другое удовольствие, бесплатно. Торг до изнеможения… Он, дурак, решил, что я отказываюсь воровать, поскольку в напитках дока. Настоящую цену назвал. Мол, за эту бутыль можно две тыщи взять – и будет не жаль.

– Его еще старый Фредди получил в дар, это не для продажи напиток, а для больших праздников и хороших людей, – подбоченилась Фредерика. – Я сказала: всем по рюмке! А мне, щедрой и богатой, две порции супа.

Лена усердно протерла пузатые рюмки темного узорчатого стекла, расставила. Селиван на правах старшего по мастерской разлил напиток, плотно закупорил бутыль. Все выпили – даже Сане капнули на донышко, так незначительно, что достался ему только запах.

– Сорок рублей отхлебнул, самое малое, – расхохотался Макар. – Что же, разница с обычным пойлом есть, но эта штука все же для ценителя. Жаль ее на нас переводить.

– Греет душевно, – прогудел Селиван, жмурясь. – Лена, вы явно здесь приживетесь. Вы нам всем по сердцу. И не только из-за вашего бесподобного супа. Жаль, Рони в отлучке. Он бы тоже порадовался.

Лена улыбнулась, переместила с плиты на деревянную подставку кастрюлю и стала разливать суп. Ели молча, часто вздыхая и благодарно кивая. Потом Лена подала чай и маленькие булочки, вызвавшие за столом новый приступ восторга. Впрочем, работники у Фредерики были толковые: надолго не задержались, высказали благодарность и ушли в мастерскую, обсуждая очередной дефект многострадального «хорьга».

– Фредди, – осторожно спросила Лена, заново наполнив чашки чаем, – я правильно понимаю, что первый ректор тебе родня?

– Я дочь Леопольды Мильс, но это фамилия ее мужа. Она же сама была ребенком Фридриха-младшего, который приходится родным внуком Фридриху-старшему, ректору и барону фон Гессу по происхождению, – кивнула Фредди. – Когда я вернулась из Ганзы, где в юности прожила семь лет, я привезла с собой сына и скандальную репутацию… И стала добиваться того, чтобы мне позволили вписать вместо Мильс нашу настоящую родовую фамилию и себе, и Рони. Как раз четырнадцать лет назад мои усилия увенчались успехом, и потому все беды брата не миновали меня. Умные люди советовали быстренько заново сделаться Фредерикой Мильс, но я их не слушала. Мы фон Гессы, и эту трусливую рассудительность мы не ценим.