– За что Вдова вас невзлюбила? – робко прошептал Саня, не в силах смолчать.

– Спроси у магической полиции, – поморщилась Фредерика. – Я ничего толком не знаю. Брат сгинул, а Рони… Его привезли почти мертвого. Выбросили из кареты возле дома, прямо в снег, была зима. И сказали, чтобы я не кричала, он сам во всем виноват и еще дешево отделался. Потом у нас долго взламывали полы, простукивали стены, крушили мебель. Увезли безвозвратно на «экспертизу» большую часть запасов винного погреба. Дела пришли в упадок, остатки денег я истратила на врачей для Рони.

Фредерика упрямо прищурилась и подвинула к себе чашку с чаем. Отпила пару глотков, успокоилась и глянула на темную бутыль, чудом уцелевшую при обысках:

– Хотели лишить и этого особняка за долги, место-то весьма дорогое, соседи от нас шарахались как от зачумленных, доносы строчили не разгибаясь… Но тут вмешался старый Фредди, его чудачеств даже маги опасаются, а год спустя Юнц стал ректором, и прыти у многих поубавилось. Он сильно рисковал, защищая меня.

Женщина снова замолчала, плавно проворачивая чашечку в выемке блюдца и глядя в нее совершенно слепым взглядом. Лена погрозила сыну пальцем – дескать, некстати задал вопрос, к тому же бестактный, – звонко клацнула донышком фарфорового чайника по подставке.

– Фредди, сколько денег в месяц ты выделяешь на питание?

– Понятия не имею, – вздрогнула Фредерика, отвлекаясь от грустных воспоминаний, и указала на банку на полке. – Вот наш банк, он жестяной и потому надежнее любого иного, никогда не лопается, всегда доступен. Я оттуда беру – и все. Сейчас денег много, можно не считать. А я, знаешь ли, после обысков не верю в ценные бумаги и прочую дрянь. И учета не веду. Оно ведь как бывает? В один день раз! – и все, и на нуле.

– Но я-то заведу учет, – решительно сообщила Лена. – Пока что возьму много, сразу тридцать рублей, надо впрок полезного купить, а цен столичных я не знаю. Где здесь лавка?

– Не-ет, – оживилась Фредерика. – Я туда езжу лишь в крайней спешке. Без таковой мы двинемся на рынок. Там весело, дешево и все есть. Что нам нужно купить?

– Продукты, веники, щетки, тряпки, садовые ножницы и пилки, косу, несколько корзин… И домашнюю обувь, – угрожающе непререкаемым тоном заявила Лена. – Ты права. Я здесь наведу порядок. Саня! Не радуйся заранее, ты никуда не едешь, ты моешь весь дом. И крыльцо. Потом снимаешь шторы и замачиваешь их. Посуда тоже на твоей совести.

– Чудесный ребенок, не спорит, – вздохнула Фредерика, бережно обняла обеими руками бутыль и ушла.

Следом удалилась Лена, цепко сжимая пухлый кошель, куда Фредди для надежности утрамбовала сумму вдвое большую, чем была сначала названа.

Саня остался на кухне, мрачно взирая на семь пустых тарелок, грязные кастрюли и черные, в застарелых разводах, полы. Уныние было коротким. Саня вздохнул и взялся за дело. Ничего необычного или неправильного он в мамином поручении не находил. Угнетало лишь то, что совсем рядом без него моют и полируют «хорьг»…

Когда ранние осенние сумерки сделали и пыль, и ее отсутствие малоразличимыми в общей серости, Саня разжег на свечных огарках несколько магических огоньков, осветил коридор и задумчиво замер у двери в комнату сына Фредерики. Нехорошо входить без спроса, но мама велела вычистить весь дом! Приняв решение, Саня быстро толкнул дверь и стал убираться, усердно не озираясь по сторонам, а уткнувшись взглядом в пол. К его удивлению, комната оказалась весьма опрятной, вещи лежали на своих местах, дверцы шкафов были плотно прикрыты, книги на полках выстроены в линеечку.

Под шторой обнаружились старомодные ботинки с яркими медными пряжками. Саня протянул руку, чтобы их переставить, и вздрогнул. Левый ботинок сделал шаг вперед, и сквозь ткань, не нарушая ее покоя, просочилась фигура невысокого пожилого человека. Кожа его выглядела зеленовато-бледной, белки глаз сияли, словно фосфорные, от одежды исходил переливчатый свет. Саня отдернул руку, выпрямился и вежливо поклонился:

– Добрый вечер, сударь Фридрих-старший.

Рыжие усы ректора пришли в смешное частое движение, словно он принюхивался. Зеленовато-голубые глаза возмущенно сощурились. Крепкая рука поправила камзол, сделала короткий жест, создавая туманное кресло, и покойный маг в нем устроился.

– Пугаться, кричать и охать что, не будешь? – с интересом уточнил он.

– А надо? – задумался Саня, с восторгом наблюдая, как меняется призрак. Кожа приобретает здоровый тон загара, сияние белков глаз гаснет.

– Занятный ты человек, – признал ректор. – Я же не просто явился из темноты. Я был в новом обличье, и этим видом намерен напугать первокурсников колледжа на Новый год. Такова традиция. Понимаешь?

– Эдак вы никого не напугаете, – усомнился Саня, внимательнее изучая наряд ректора. – Даже девчонок, если они не особо робкие.

– Беда, – вроде бы расстроился старый фон Гесс, хотя в его глазах светился озорной огонек. – И как же, по-твоему, надо нарядиться, чтобы было страшно?

Саня отнес в коридор веник, совок, ведро и тряпки. Вернулся, испросил у ректора разрешения сесть на стул в чужой комнате и задумался. После этого изложил старую страшилку путейских детей про утопшего обходчика. Обсудили – сошлись на том, что являться среди зимы в водорослях и тине неактуально. Саня поднатужился и припомнил ночного бродильщика. Несолидно… И тогда, просияв, мальчик предложил вниманию Фредди любимую дедову байку про адского машиниста. Призрак вдохновился.

– Технологично, оригинально и неожиданно, – похвалил он. – Пойду потренируюсь. Скажи Фредди-младшей, что я заглядывал. Что дело, возможно, уладится странным способом, – это мое предсказание. Запомнил?

– Дословно.

– Молодец. – Ректор подмигнул, поманил пальцем ближе и шепнул в самое ухо: – Только ты меня не подводи. Ори в Новый год вместе со всеми, а то традиция по твоей нелепой смелости враз накроется!

Саня кивнул, но рядом уже никого не было. Призрак сгинул так же мгновенно и неприметно, как и возник.

– И не спросил я у него, можно ли вымыть полы в комнате тети Фредди, – пожаловался сам себе Саня. – Хорошенькое дело! Не отчищу грязь – мама уши надерет. Отчищу – Фредди…

Он заранее потер уши и пошел по коридору к последней неизученной жилой комнате. Она оказалась маленькой и неуютной. На столе во множестве валялись деловые бумаги, частью сложенные в стопы и даже подшитые в плотные корочки, а частью – мятые, брошенные в спешке общей пухлой горой. Кровать была застелена небрежно: просто накрыта тяжелым покрывалом. На полу имелись следы от подкованных сапожек. Саня заподозрил, что уборкой Фредерика себя утруждала не чаще одного раза в сезон. И то чудо, ведь она одна управляется в столь огромном доме, сама и деньги добывает, и мастерской занимается, и с заказчиками общается, и с соседями воюет.

Самую страшную грязь быстро удалось вымести веником, а потом стало сложнее. Склонный тщательно исполнять поручения, Саня пыхтел и корчился, норовя дотянуться тряпкой, намотанной на длинную палку, до дальнего угла под широкой кроватью. Мешали и покрывало, свисающее до самого пола, и большой чемодан, угрюмо растопырившийся посреди подкроватного пространства. Дважды пребольно стукнувшись головой о его жесткий бок, оцарапав руку о заклепку и надышавшись пылью, Саня решился потревожить неудобную вещь: переместить на середину комнаты, чтобы позже задвинуть назад, на место. Облезлая ручка угрожающе скрипнула, шершавая кожа заскребла по вздувшемуся паркету, сопротивляясь движению. Мальчик уже решил бросить свою затею, но тут ручка звонко лопнула. Саня упал на спину, чемодан прыгнул вперед, его крышка жалко искривилась, приоткрывая уголок, и оттуда стали выезжать, словно без того их в комнате было мало, новые бумаги – а точнее, весьма старые…