– Нет, – возразил мужчина. – Во время еды, как правило, приходят незваные гости. Или милиция с обыском.

– У нас тут всего один милиционер на всю округу, – сказала Ирина. – Хромоногий. У него в феврале сломался мотоцикл, так что теперь он лежит на печи и пьет самогон.

– Думаю, что он и при наличии транспорта занимался бы тем же самым, – произнес мужчина с серьезным выражением лица.

Наградив остановившуюся монету новым щелчком, он посмотрел на Ирину таким долгим взглядом, что ее груди сделалось тесно под платьем.

– Я живу одна, – быстро сказала она, чувствуя, как стремительно пересыхает во рту слюна. – Почему вы не пьете? Хотите, я составлю вам компанию?

– Спасибо за предложение. – Мужчина слегка наклонил голову. – Боюсь, я буду вынужден отказаться. Мы здесь проездом. Дела.

Внезапное прозрение заставило Ирину податься вперед.

– Послушайте, – произнесла она шепотом. – А вы случайно не грузовики в наших краях разыскиваете?

– Допустим.

– Значит, ваша фамилия Громов?

– Что из того?

– Если так, – заторопилась Ирина, – то забирайте своих приятелей и немедленно сматывайтесь отсюда.

– М-м? – Мужчина приподнял брови, выказывая легкую заинтересованность услышанным. – Почему?

– Вас ищут. Лично мне пообещали тысячу рублей, если я сообщу о вашем появлении. Это большие деньги по нашим меркам. Уезжайте.

– Кто же так жаждет встречи с этим Громовым, не подскажете? Возможно, он попадется мне на пути, и тогда я передам ему ваше предостережение.

– Вы и есть Громов, – сказала Ирина с горечью. – Это вас бандиты дожидаются. И вы уже не успеете уехать. Потому что…

Она прикусила язык и замерла. Громов тоже сидел неподвижно. Только монета продолжала кружиться на его столе. Виток за витком, виток за витком.

Серебрянный шарик. Миниатюрная планета, завораживающее вращение которой не будет вечным.

* * *

Они ввалились шумной гурьбой, поочередно пиная двери ногами, потому что руки у всех прятались в карманах. Молодые, разгоряченные спиртным и предвкушением скорой потехи. Все пятеро остановились посреди зала, оценивая обстановку.

Зал постепенно наполнялся зловонием: запах перегара, пота, нечищенных зубов. Первая очнувшаяся от зимней спячки муха вилась над отрядом, возбужденно жужжа, отсвечивая в полумраке зеленым. Парни молчали. Трое из них ухмылялись, двое – играли желваками.

– Не торчи в окне, – пробормотал Громов Ирине, двигая только одной половиной рта. – Спрячься, а то схватишь пулю.

Она поспешно отпрянула и попыталась присесть на корточки, но не смогла: колени не гнулись.

«З-з-з», – назойливо зудела навозная муха.

«Ра-та-та», – тарахтела теряющая инерцию монета на столе Громова.

Пятеро казахов разглядывали присутствующих. Бледный пьяница в драном ватнике не заинтересовал их вовсе, персоне Королькова они уделили внимания чуть больше, а его спутницы удостоились сладострастного причмокивания. Постепенно взгляды компании собрались в единый луч, направленный на Громова. Один из казахов, самый высокий из всех, одетый в кожаный плащ с сигаретными подпалинами на рукавах, повелительно щелкнул пальцами. Пятерка двинулась через зал, выстраиваясь на ходу в неровную шеренгу. Загремели отбрасываемые ногами стулья. В столбах солнечного света заплясали искрящиеся пылинки.

– Эй, ты! – подал голос высокий. Его редкие усики подергивались.

– Я? – всполошился предупредительно приподнявшийся Громов.

Наблюдавшая за ним Ирина почувствовала жесточайшее разочарование. Мужчина, которого она приняла за героя, оказался на поверку самым обыкновенным трусом с лакейским изгибом позвоночника. Вот так метаморфоза. О какой стрельбе, о каких шальных пулях могла идти речь? Достаточно было услышать заискивающий голос Громова, чтобы сообразить: он даже не пикнет, когда его возьмут за шкирку и поволокут к выходу.

Не выпуская стакан из руки, он встал.

Казахи, пересмеиваясь, смотрели на него. Парень в плаще, которого, насколько помнила Ирина, звали Арманом, выставил перед собой пистолет и взял покачивающуюся фигуру на мушку.

– Ты Громов? Отвечай!

Громов энергично закивал:

– Ну да, ну да. А в чем, собственно говоря, дело? Я тут случайно.

– Иди сюда, – приказал Арман, оглаживая свободной рукой усики.

– У меня день рождения, ребята, – забормотал Громов. – Вот, ставлю по такому поводу. – В дополнение к полному стакану он прихватил со стола бутылку водки и, выставив угощение перед собой, засеменил к казахам. – День рожденья… только раз в году… к сожаленью…

Казахи слегка расступились, замыкая его в полукольцо. Усики Армана насмешливо приподнялись, обнажив сгнившие до самых корней зубы.

– Не надо было тебе сюда соваться, дядя. И баб с собой не надо было брать.

– Так день рождения ведь, ребятки. Уважьте, а?.. От чистого сердца…

Громов остановился: бутылка в одной руке, стакан – в другой.

Бегающие глаза, дрожащий голос, заплетающийся язык.

«Тряпка», – вынесла окончательный приговор Ирина.

– Ты нас чем угощать собрался? – презрительно воскликнул один из казахов. – Этим дешевым пойлом?

– Очень даже приличная водочка, – обиделся Громов. – Впрочем, не хотите – не надо. Могу предложить вам кое-что посущественней…

Ирина выпучила глаза.

Пальцы Громова разжались. Бутылка и стакан зависли в воздухе. Казахи тупо уставились на них, сделавшись частью одного стоп-кадра.

Конечно же, бутылка и стакан разбились о каменный пол вдребезги, но за мгновение до того, как это произошло, в правой руке Громова возник большущий пистолет, выплюнувший язык оранжевого пламени:

«Чах-х!»

Пуля пронзила Армана насквозь, за его спиной загремело осыпавшееся осколками окно.

Вторую пулю Громов вогнал ему в лоб. Армана подбросило в воздух и швырнуло об колонну за его спиной с такой силой, что Ирина отчетливо услышала, как хрустнул его позвоночник.

Если до этой секунды все происходило, как в замедленном кино, то теперь события приняли головокружительный оборот.

Громов нажимал спусковой крючок так стремительно, что серия выстрелов слилась в один сплошной непрерывный треск.

Чах-чах-чах…

Казалось, под низким потолком столовой взрываются петарды. Темные фигуры казахов вздрагивали, подпрыгивали, падали, катались по полу. Один из них, с отстреленным ухом, болтающимся на лоскуте кожи, метнулся к выходу, но тут его голова взорвалась, расплескивая содержимое черепной коробки на соседние столы и стулья. Другой сослепу врезался в стену, он сползал на пол бесконечно долго, подвывая и оставляя на поверхности стены кровавые отпечатки растопыренных пальцев.