* * *

Я первой добралась до амфитеатра. Забралась на бетонный блок и села, ожидая Айзека и вспоминая, как он помог мне спуститься. Надеялась, что он и сегодня сделает так же.

– Привет, – Айзек стоял на северной стороне театра. На нем были новые джинсы, белая футболка и толстовка с натянутым на голову капюшоном. За плечами рюкзак.

– Привет, – ответила я, и мое сердце забилось, как у кролика, как и всегда в присутствии Айзека.

Пока он шел ко мне, никто из нас не произнес ни слова. Теперь я знала, что Айзеку нужно время для разогрева. Он стоял и молчал. Не забрался ко мне и даже не опустил рюкзак на землю.

– Ты разве не хотел порепетировать? – наконец спросила я.

– Не здесь, – он оглядел широкое открытое пространство. – Любой может пройти мимо и увидеть нас. Я знаю местечко получше.

– Ладно, – я собралась спрыгнуть с блока, но Айзек снова подал руку. Потом вторую. Я взялась за них и соскочила на землю перед ним, как и несколько недель назад.

Он держал меня за оба запястья и водил большими пальцами по нежной коже. Мне было интересно, ощущал ли он мой пульс, ведь мое сердце так сильно колотилось.

Он взглянул на меня из-под капюшона. Серо-зеленые глаза казались спокойными и теплыми. На Айзеке больше не было бинтов, и порез на щеке потемнел от засохшей крови. Бо́льшая часть опухоли спала.

– Тебе лучше спится? – мягко спросила я.

Он покачал головой.

– Нет пока. А тебе? – он все еще удерживал мои запястья.

– Еще нет.

Он нежно приподнял мой рукав, открывая взгляду несколько черных крестиков на предплечье. Я задержала дыхание, ожидая, когда по мне пробежит холодная дрожь и я почувствую инстинктивное желание отдернуть руку. Но вместо этого я позволила ему взглянуть на крестики. Потом он поднял взгляд и посмотрел на меня. От беспокойства его глаза потемнели. Он нахмурился.

– Не надо вопросов, – мягко попросила я. – Пока нет, ладно?

– Ладно, – вот так просто. Он опустил мой рукав, а потом отпустил мои руки. – Пора идти.

Мы забрались обратно по каменным ступеням и пошли по маленькой тихой улочке за амфитеатром. Яркий весенний солнечный свет струился сквозь деревья по обеим сторонам дороги. Мы прошли мимо маленького детского парка, молча идя плечо к плечу. Тыльные стороны наших ладоней иногда соприкасались. Дома стояли теперь подальше друг от друга. Улицы стали тише, и самым громким звуком было жужжание насекомых.

– Что думаешь? – спросил Айзек.

Мы стояли у лабиринта из живой изгороди.

– Мне нравится, – ответила я, еще даже не ступив туда.

Забор был высотой примерно в полтора метра. Коридоры отходили в двух направлениях и тянулись примерно тридцать метров. В центре я заметила верхушку маленькой хижины с мельницей.

– Летом это место кишит туристами, – сказал Айзек. – Но сейчас здесь должно быть тихо.

– Ладно. Как ты близок к тому, чтобы выучить текст наизусть?

Он пожал плечами.

– Девяносто процентов?

– Неплохо, учитывая, что в пьесе у тебя примерно столько же реплик.

– Что произошло после того, как я подвез тебя с танцев?

– О… эм, ничего потрясающего, – ответила я. – Джастин просто был милым с моим отцом. Они оба говорили, не обращая на меня внимания, словно я сама не способна была принимать собственные решения. Говорят, искусство имитирует жизнь.

– Когда тебе исполняется восемнадцать? – спросил он.

– В июле, – ответила я.

Айзек кивнул.

– Нужно ли мне сегодня на репетиции попросить Мартина отрепетировать сцену, где Гамлет убивает Лаэрта?

– Нет, – ответила я. – Потому что Лаэрт тоже убивает его.

– Лаэрт вообще-то первым его убивает. Просто Гамлет медленнее умирает.

– Не так быстро, как Офелия. Я вас всех победила.

Молчание.

– Знаешь, обсуждать, какой персонаж умрет первым, – это так в стиле шекспировских трагедий.

Он слегка улыбнулся, но потом улыбка погасла. Он, не отрываясь, смотрел на меня. Я почувствовала, как нарастает напряжение между нами. Ему бы ничего не стоило наклониться и поцеловать меня.

«Я хочу, чтобы он поцеловал меня».

От этой мысли словно разряд пробежал по моей коже, и в то же время желудок завязался в узел. Что произойдет, если он это сделает? Я замру? Меня охватит паника, сотрясет и кинет на землю? Накроет ли меня из-за поцелуя Айзека тень-воспоминание о губах Ксавьера?

Я повернулась и убрала волосы с глаз.

– Я готова пройтись по лабиринту.

– Конечно, да, – ответил, наполовину с облегчением, наполовину с сожалением. – Пойдем.

Мы стояли лицом к двум входам в лабиринт, уводящим в разных направлениях.

– Это несложно, – сказал он, – и ты видишь центр, поэтому не можешь потеряться.

Потеряться в лабиринте из живой изгороди – не худшее, что могло произойти сегодня.

– Ладно, – сказала я. – Кто первым доберется до центра?

– Я выиграю, – заметил Айзек. – Я прожил здесь всю свою жизнь.

– Так ты боишься?

Он засмеялся. Короткий, но все же настоящий смех.

– Ладно, давай посмотрим, как ты справишься. Готова. По…

Я побежала по выбранному мной ответвлению лабиринта до того, как он успел сказать: «Побежали».

– Обманщица! – крикнул он.

Я засмеялась, чувствуя солнечное тепло на лице и запах вернувшейся весны. Лабиринт состоял из сухих кустов, медленно покрывающихся зеленью. Жужжали насекомые, а белые маленькие бабочки порхали у меня на пути. Лабиринт был несложным, и я ориентировалась, глядя на хижину с мельницей посередине. Айзек при своем росте метр восемьдесят должен был бы возвышаться над изгородью, но его нигде не было видно.

– Он не может быть таким быстрым, – пробормотала я, добравшись до прогалины, где стояла мельница. Я посмотрела на очертания двери. Ее поблекшая красная краска облупилась. Айзек сидел на скамейке внутри, закинув ногу на ногу. Казалось, он там уже давно – вечность.

– Ладно, ты выиграл, – сказала я, засмеявшись, но замолкла, когда увидела, как он смотрит на меня. Айзек медленно поднялся на ноги и вышел из мельницы. Он так хмурился, словно ему больно.

– Что не так? – спросила я.

Он держал руки по бокам, словно это требовало усилий.

– Ничего. Я не могу так, – сказал он. – Нам нужно идти.

– Идти? Мы только добрались сюда.

– Я понимаю, но это чертовски несправедливо по отношению к нам двоим… – он вздохнул, опустил взгляд на землю, качая головой. – Ты понятия не имеешь, насколько ты прекрасна.