Доклады у Ариго выходили так себе, но Алва слушал, не перебивая, чуть склонив голову к плечу. Наверняка он все знал и так, но не спрашивать же командующего и вдобавок регента, за какими кошками ему отчет генерала… маршала Ариго? Это с Вольфгангом выходило просто говорить, да и то не в последнее, чтоб его, летечко. Как сложится с Вороном, Жермон пока не понимал, но война на севере, считай, выиграна и закончена. Остаются Оллария и банды подонков, которых гонять легкой кавалерии и драгунам.

– Таким образом, – подвел итог Жермон, – у нас в строю двадцать одна тысяча пехоты, из них три – бергеров и четыре – гвардейцев Фажетти, а также семь с половиной тысяч кавалерии. Разбито всего четырнадцать орудий… но погиб командующий артиллерией Рёдер. У лекарей сейчас более семи тысяч раненых, лекарский обоз устроен в ближайшем селении…

– Муксунхоффе, – подсказал Райнштайнер. – Эта рыбацкая деревня неспособна должным образом принять необходимое количество раненых и больных.

– Лекарский обоз устроен в селении Муксунхоффе, – зачем-то вернулся назад Жермон, – и вокруг него, но холода, ветры и бураны, которые в первой половине зимы здесь обычное дело, исцелению, мягко говоря, не способствуют. Я считаю, что в ближайшие два-три дня необходимо начать отход к зимним квартирам, иначе неизбежны новые потери. Что до убитых, то саперы получили общий приказ и сегодня должны определиться, где и как будут готовить могилы. Удачно, что возле Хербстхен довольно балок и оврагов, которые можно использовать под захоронения, пороха на это хватает. Другие припасы, включая продовольствие и фураж, тоже пока в достатке, но лучше стояние не затягивать.

– Обстоятельно, – кивнул Ворон. – Ойген, ты, пока дело не дошло до рыбьего имени, спал, или у тебя есть какое-то мнение?

– Разумеется, я слушал, причем крайне внимательно. Я совершенно согласен с тем, что нам следует поторопиться с возвращением, и не только из-за морозов и раненых. Присутствие регента и Первого маршала требуется в самых различных местах, но прежде всего в Старой Придде, которая, по сути, является временной столицей. Равно как и надежные армейские части нужны сейчас внутри страны для поддержания порядка, противодействия безумным дуксам и искоренения скверны. Полагаю, времени, которое мы можем посвятить завершению военных дел и отдыху, у нас предельно мало.

– Неделя, в крайнем случае две. За это время мы должны встать на зимние квартиры, что просто, и поставить, куда следует, Бруно, что несколько сложнее.

Дверцу, которой вчера воспользовался Ворон, повысили в звании. Теперь ее подпирала четверка здоровяков из роты Рауфа, а поверх притолоки красовался герб.

– Жаль, – не выдержал Руппи. – Жаль, что нет соответствующих портьер.

– Вы начинаете обращать внимание на то, что люди ограниченные полагают мелочами, – снизошел до третьего кряду одобрения фельдмаршал. – Это очень хороший признак. Испорченные во время нападения портьеры к вечеру приведут в порядок, и они будут повешены именно здесь.

Ответа не требовалось, и Руппи не ответил. В сопровождении охраны они обогнули склад, в котором вчера угощался ничего не подозревавший Вюнше, и оказались на плацу, ограниченном двумя внешними стенами и навесом для фур. Вроде бы здесь собирались строить провиантские магазины и даже возвели фундамент, но Алва отобрал Гельбе раньше. Теперь прямоугольную, припорошенную снегом площадку украшали две виселицы – одинарная, повыше, и длинная, общая. Под навесом на расстеленном синем сукне красовались покрытая ковром скамья и пара кресел, в одном из которых спокойно сидел отец Луциан. У скамьи топтались хмурые генералы, не хватало только всё еще не вернувшегося из рейда Хеллештерна; ну и убитых, само собой.

– Прошу садиться, – велел Бруно, подавая пример. Не получивший на свой счет никаких особых указаний Руппи привычно встал за спиной командующего. Место для наблюдения было отличным, но за красноречивыми приготовлениями следить не тянуло – подонков надо повесить, значит, их повесят. Всех, кроме кого-то одного… Вирстена? – в ряд… Любопытно, чем фельдмаршалу не угодил Благословенный список? Или дело в «благородстве»? Дворян не вешают, а лишать дворянства должен кесарь, которому еще требуется поставить в известность не менее половины великих баронов. Кесаря нет, бароны – кто где… Вправе ли отобрать герб глава дома Зильбершванфлоссе? Ворон отобрал бы, не задумываясь, ну так то Ворон, а Бруно насилу уверовал в «бесноватых».

– Господин командующий, глинтвейн готов. – Помощник интенданта походил на садовника из Фельсенбурга, но вряд ли знал толк в ирисах и люпинах.

– Подавайте.

«Садовник» исчез, и тут же коротко рявкнула труба, а вышедшие сразу изо всех проходов солдаты отделили место казни от зрителей, армии, заснеженных холмов, Дриксен, Гаунау, Седых Земель… Руппи покосился на отца Луциана, адрианианец невозмутимо разглядывал тучи. Пузатые и сонные, они валили свинцово-серым стадом; солнце небесные быки затоптали, но ждать от них снега было бы ошибкой.

На землю Руперта вернула замеченная краем глаза алая с серым фигура. Растерявший всю свою уютность папаша Симон мерным тяжелым шагом пересек плац и доложил Рабарберу, что блоки и веревки проверены и находятся в должном состоянии.

– Блоки и веревки проверены, господин фельдмаршал, – каркнул Рабарбер. Мороз румянит всех без разбора, но физиономия коменданта казалась серо-зеленой. – Ваш платок.

Синий с серебром церемониальный платок, которым машут, дозволяя начинать действо, кажется, еще пахнет лавандой. Неужели Бруно возил в обозе и его? Платок, палаческое облачение, блоки для виселиц, гробы…

– Палач, – велит Рабарбер деревянным голосом, хотя каким еще говорить Пню? – Ступай, и будь готов свершить возмездие.

Симон Киппе неторопливо поворачивается. К Бруно!

– Господин фельдмаршал, – раздельно произносит он. – По праву мастера на службе кесаря и кесарии прошу высокого разрешения сказать о важном.

– Вот как? – Руппи видит лишь затылок командующего, судя по всему, вперившего взгляд в серый с алой окантовкой палаческий фартук. – Говори.

– Господин фельдмаршал, не вправе я исполнить, что приказано. Нет такого в Благословенном списке, а того, чего нет, мастер не делает. По закону за измену четвертовать положено, это если благородный. Водой меж Летним и Осенним Изломами казнят уличенных в колдовстве со злоумышлением на жизнь и разум, в колдовстве же злодей не уличен, и по времени года никак не выходит.

– Ты отказываешься выполнять приказ?

– Гильдейскую присягу не нарушу. Меня гильдия на флот по договору определила, только…

– Господин фельдмаршал… господин фельдмаршал… – подскочивший костлявый полковник задыхается. Удивительно противно. – Господин командующий… Симону Киппе запретили вас тревожить… Его уведомляли… Уведомили.

– Отойдите. – Отец Луциан очнулся и теперь смотрит на костлявого, чье имя Руппи запамятовал. Кто-то из интендантских… Или штабных? – Верность единожды данной клятве угодна святому Адриану. Как и готовность донести правду до владык земных.