Он пригласил меня остановиться в его квартирке, но я отказалась и забронировала комнату в недорогом отеле. Его держит пожилая дама, и там всего три спальни и одна ванная. Вся мебель покрыта кружевными салфетками, и у меня создается ощущение, что я поселилась в доме своей престарелой родственницы. За три дня я не сделала ни одной фотографии, и для меня это рекорд. Мысли заняты другим. Завтра я расскажу ему о ребенке. Завтра.

18 июня

Я должна это записать. Это мерзкая и суровая правда, но все же я не могу ее опустить. Я пригласила Маттео на ужин в чудесном ресторанчике возле моего отеля. Ужин прошел тихо и спокойно, при свечах, и все было идеально, вот только нужные слова не сходили у меня с языка. Когда нам принесли счет, я предложила ему пойти в мой номер.

У меня в комнате был бардак, повсюду валялась одежда и фототехника, но это было укромное местечко без лишних глаз и ушей. Я предложила Маттео присесть. Он опустился на кровать и притянул меня к себе. Сказал, что долго думал о нас и решил, что надо вывести наши отношения на новый уровень.

Сердце бешено застучало в груди. Он сделает мне предложение? Я взглянула на свою руку, и меня охватила паника. На пальце все еще блестело кольцо от Говарда. Мне придется его снять? И можно ли сказать «да», когда на тебе надето чужое кольцо? Но вместо бриллианта Маттео протянул мне что-то вроде бизнес-плана. Он устал получать крошечные зарплаты за работу в школах и решил начать свой бизнес с выездными семинарами для англоговорящих фотографов, которые хотят побывать в Италии. Ему уже заказали два тура, и я стану прекрасным дополнением. Помогу организовать перелет и обеспечить проживание, а как наберусь опыта – тоже стану обучать туристов фотографии. Высказавшись, Маттео приобнял меня за талию и уверил, что поступил как идиот, когда выпустил меня из виду, и пришло время соединить наши судьбы.

Впервые за эти несколько дней я позволила ему поцеловать себя, но когда его губы накрыли мои, – я думала только о Говарде. Тогда я поняла, что с Маттео ничего не выйдет. Беременна, не беременна – неважно, я все равно люблю Говарда. Нельзя вступить в отношения, когда сердце отдано другому человеку. Я выскользнула из объятий Маттео и выпалила те самые два слова, ради которых приехала.

Они тяжело повисли в воздухе. Маттео вскочил так резко, словно кровать его обожгла.

– Что значит «беременна»? Как так вышло? Мы расстались месяца два назад!

Я объяснила, что сама узнала о ребенке в начале этой недели и, должно быть, забеременела как раз в конце наших отношений.

Тут Маттео окончательно взбесился. Принялся орать, обзывать меня лгуньей, кричать, что это не его ребенок, что он от кого-то другого – скорее всего, от Говарда, – а я пытаюсь переложить на него ответственность. В порыве гнева он хватал мои вещи и разбрасывал их по комнате – камеру, фотографии, одежду. Я пыталась его успокоить, но он кинул в стену стеклянную бутылку, обернулся на меня, и я страшно испугалась.

И соврала. Сказала, что он прав, что ребенок не его, а Говарда, а самого Маттео я и видеть больше не хочу. Мне казалось, я говорю то, что он хочет услышать, но только подлила масла в огонь. Маттео пригрозил, что уничтожит нас обоих, а Говард еще пожалеет, что положил на меня глаз. Выплюнув эти угрозы, Маттео оттолкнул меня плечом, распахнул дверь ногой и унесся прочь.

Кольцо. Отрицание. Ложь.

Передо мной рисовалась отчетливая картина жизни моей матери, словно раньше я смотрела на нее через мутную призму, сама об этом не подозревая. Я и подумать не могла, что она пережила столько боли. И как ей удавалось оставаться такой чертовски веселой? Помню, как-то раз соседи сверху забыли выключить кран в ванной. Нас затопило, и некоторые вещи было уже не спасти. Тогда мама достала швабру и заметила, что это замечательная возможность очистить комнату и начать все с чистого листа.

Неужели ее задорный, оптимистичный настрой был лишь частью тщательно продуманной пиар-кампании – не дай бог я узнаю о том, что ее беременность испортила ей жизнь?

Я захлопнула дневник. Если продолжу читать, у меня случится еще один нервный срыв, и даже Рен меня не успокоит. Да и какой смысл? Чтобы мама ни сделала – вернулась во Флоренцию на воздушном шаре, написала «ХЕДЛИ ЛЮБИТ ГОВАРДА» громадными буквами на площади Дуомо, выслала Говарду стопку любовных писем с голубями из Венеции, – все бессмысленно. Они не будут вместе, и точка. Всю оставшуюся жизнь она проведет в шести тысячах миль от него, и лишь тонкое золотое колечко будет служить ей напоминанием о потерянной любви.

Ах да, и я. Также известная как самый несвоевременный сюрприз на свете.

Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. В теле отдавалось легкое покачивание поезда на рельсах. Я в сотне миль от человека, чей мир собираюсь перевернуть с ног на голову, и в шести дюймах от того, кто не хочет иметь со мной ничего общего.

Я готова оказаться где угодно, только не здесь.

Около четырех наш поезд прибыл во Флоренцию. Рен опять задремал, и его телефон судорожно вибрировал на сиденье, похожий на огромного жука. Я не выдержала и взглянула на экран. Сообщение от Мими. Упс. Он расскажет ей, что я его поцеловала? Тогда мне лучше вспомнить свои боевые приемы. Они мне точно пригодятся.

Рен разлепил веки:

– Приехали?

– Да. Твой телефон звонил.

– Спасибо.

Он наклонился прочитать сообщения, и волосы упали ему на глаза. Другие пассажиры собирали свои вещи, а я прижала к груди мамин дневник. Это был один из самых длинных дней в моей жизни, и меня словно завернули в большой, печальный кокон. Поверить не могу, что мне предстоит еще и рассказать Говарду о том, что я узнала.

* * *

На кладбище мы ехали в тишине. Убийственной тишине. Все, кто проезжал мимо, оживленно болтали, и от этого пропасть между мной и Реном казалась только шире. Я была совершенно разбита, но все равно зла. Да, я напортачила, но что же, это значит, что мы больше не друзья? И как мне удалось повстречать Маттео и потерять Рена в один и тот же день? Разве другим не выпадает роскошь растянуть страдания на пару лет?

У кладбища мы застали на парковке большой автобус, из которого выходили туристы. Они посмотрели на нас с Реном как на дополнение к мемориалу. Из туристического центра вышел Говард и помахал нам.

Стоило мне его увидеть, как внутри у меня все замерзло и тут же раскололось, но я взяла себя в руки, помахала ему в ответ и даже улыбнулась. Что он скажет, когда узнает?..

– Домой? – спросил Рен.

– Да.

Он подъехал к дому, затормозил и выключил двигатель. Я слезла с сиденья и протянула Рену свой шлем:

– Спасибо тебе за помощь. Ничего хорошего из этого не вышло, но зато я нашла ответы.

– Не за что, – коротко ответил он, и мы встретились взглядами. Рен опустил глаза и завел скутер. – Удачи тебе с Говардом. Уверен, все обойдется. Он тебя очень любит.