– Да. – Я глубоко вздохнула и уставилась на фотографию, чтобы набраться храбрости. – Маттео, я пришла, потому что…

– Я знаю, кто вы.

Я вскинула голову. Я была всего на фут его ниже, а он смотрел на меня, как на жвачку, прилипшую к его ботинку.

– Вы – вылитая мать, только в зауженных джинсах и кедах. Что вы здесь делаете? – вот в чем вопрос.

– Что я… здесь делаю? – Я отшатнулась и дрожащими руками выудила из сумки дневник. – Я прочитала про вас в дневнике моей мамы.

– И?

– Она была… влюблена в вас.

Маттео горько усмехнулся:

– Влюблена! Хедли была глупым ребенком, потерявшим голову от преподавателя. Она мира не видела, кроме своего родного городка, а приехав во Флоренцию, решила, что ее жизнь превратится в сказку по мановению волшебной палочки. Но о чем бы она ни мечтала, я был всего лишь ее учителем. И если у вас в голове зародились какие-либо надежды, Каролина, – он выплюнул мое имя, как гнилой кусок яблока, – советую о них позабыть.

Во мне нарастал гнев.

– Вы не были всего лишь учителем. Вы встречались! И держали это в секрете от остальных. А потом вы ее бросили, когда она приехала к вам в Рим.

Маттео медленно покачал головой:

– Нет, это все ложь. Хедли придумала себе, будто бы мы встречаемся. Это был плод изощренной фантазии, в который она поверила. – Его губы скривились в уродливой улыбке. – Ваша мать была неуравновешенной лгуньей.

– Неправда. – Мой голос эхом разнесся по комнате. – Она не бредила и не выдумывала ваши отношения.

– Да вы что? – Маттео повысил голос. – Спросите любого, с кем мы тогда общались. Нас хоть раз видели вместе? Кто может подтвердить ее историю?

– Франческа Бернарди.

– Франческа! – Он закатил глаза. – Лучшая подруга вашей матери? Конечно, она ей верила! А вот видела ли она нас вместе? Есть ли у нее доказательства, кроме глупой сказочки вашей матери?

Есть ли? В моей голове завертелась карусель тревожных мыслей. Голос у нее был уверенный…

– Сомневаюсь. Но раз уж вы потрудились прийти ко мне, я расскажу, как все было на самом деле. У вашей матери были трудности с курсовой работой, и она попросила меня о дополнительных занятиях вне школы. Сперва я был рад помочь, но вскоре Хедли начала звать меня на прогулки в вечерние часы. Смотрела на меня, не отрываясь, во время уроков, оставляла подарки на моем столе. То стихотворения, то свои автопортреты. – Маттео покачал головой. – Я решил, что это невинная детская влюбленность. Но она становилась все настойчивее. Однажды ночью она пришла ко мне в квартиру и сказала, что любит меня и что в жизни нет смысла, если мы не вместе. Я старался ласково ей объяснить, что не могу встречаться с ней из-за работы учителя, что она будет счастливее, если сойдется с кем-то примерно своего возраста, например с Говардом Мерсером.

Говардом. Я вздрогнула, но Маттео даже не заметил. Он смотрел сквозь меня, словно наблюдал за сценой на большом экране.

– Тогда она сорвалась. Принялась кричать, угрожала рассказать директору, будто бы я ее использовал. Я предупредил, что никто ей не поверит. И Хедли достала дневник – именно этот, как я полагаю, – и сказала, что в нем все описано. Она заполнила страницы мечтами и видениями о том, что могло бы произойти между нами, и пригрозила дописать плохой конец, а потом отдать дневник как вещественное доказательство. На следующее утро я встретился с директором школы, и мы договорились до того, что мне лучше уволиться, хоть я ни в чем и не был виноват. Я слышал, что после этого она стала спать со всеми подряд. Видимо, от кого-то из них вы и родились. – Он посмотрел мне в глаза, и меня обдало холодом. – Я не хотел связываться с вашей матерью и с вами связываться не хочу.

– Лжец, – дрожащим голосом произнесла я. – И отвратительный трус. Взгляните на меня. Мы похожи как две капли воды!

Маттео неторопливо покачал головой, и его лицо исказила болезненная улыбка.

– Нет, Каролина. Как две капли воды вы похожи на мать. И некого несчастного мужчину, которого засосало в ее жалкие фантазии. – Он придвинулся ко мне и выхватил дневник.

– Эй! – Я попыталась отнять его, но Маттео повернулся и загородился от меня плечом:

– Ах да. Тот самый дневник. – Он пролистал страницы. – Она звала меня мистером Икс? Умно, не так ли? «В моей любви мне не нравится только то, что о ней нельзя рассказывать…» «Порой мне кажется, что время делится надвое: когда я с Икс и когда я жду встречи с ним…» – Маттео развернулся ко мне, лениво переворачивая страницы. – Каролина, вы, кажется, умная девушка. Считаете, это похоже на правду? Что ваша мать состояла в отношениях, которые ей удавалось хранить в секрете?

– Она ничего не выдумала.

Он опустил взгляд на дневник, который открылся на первой странице. Маттео протянул его мне:

– Видите? «Я совершила ошибку». Даже в плену сумасшествия она поняла, что поступила неправильно, написав этот неправдоподобный дневник. Хедли была очень талантливой, но folle[92]. Мне жаль говорить вам об этом, Каролина, но наука доказала, что за творчество и безумие отвечают одни и те же отделы мозга. Ваша мать родилась гением, но разум ее был слаб.

Внезапно мир залила пылающая, бурлящая красная краска. Не дав себе времени на размышления, я бросилась к Маттео, выхватила дневнику него из рук и пулей выскочила в холл.

– Лина? – Рен стоял у стола, перед ним лежала папка с зажимом. – Ты в порядке?

Я распахнула дверь и вырвалась на тротуар. Рен выбежал за мной. Я развернулась и помчалась вдоль по улице. Ноги потяжелели, став как мешки с песком. Разум ее был слаб.

Наконец Рен догнал меня и схватил за руку:

– Лина, что стряслось? О чем вы говорили?

К горлу подступила тошнота. Я подбежала к обочине и прокашлялась, но меня не вырвало. Наконец неприятное ощущение прошло, и я упала на землю, ударившись коленями о тротуар.

Рен встал на колени подле меня:

– Скажи наконец, что случилось?

Я повернулась и прижалась к его груди. Я не плакала, а рыдала. Прерывисто, разрываясь на миллионы кусков, разваливаясь на части. Внезапно я ощутила на себе тяжесть прошедших двух лет и ничего не могла с этим поделать.

Я плакала, и плакала, и плакала. Горячие, быстрые слезы не волновались о том, кто на них смотрит. Я ни перед кем так не рыдала.

– Все в порядке, Лина, – повторял Рен, обнимая меня. – Все будет хорошо.

Но я знала, что не будет. Никогда. Мамы больше нет. И мне так сильно ее не хватает, что порой я удивляюсь, как мне удается дышать. Говард мне не отец. А Маттео… Не знаю, как долго я плакала, но в конце концов я ощутила под собой твердую землю, и из меня вырвались последние рваные всхлипы.