Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О… — разволновался Калтон.
— Все будет хорошо, сэр, — заверил его Килсип. — Я бывал там дюжину раз, и со мной ничего не случилось.
— И слава богу, — сказал адвокат, — но может хватить одного раза, чтобы подцепить что-нибудь.
— Поверьте, сэр, это просто возраст и выпивка.
— Ее врач смотрел?
— Она не подпускает к себе врачей. Сама лечится.
— Джином, надо полагать? Хм, это еще более неприятная штука, чем ее обычные лекарства.
Вскоре они оказались на Литл-Берк-стрит и, пройдя по нескольким узким и темным переулкам, к этому времени уже более-менее знакомым Калтону, очутились у логова матушки Побирухи.
Поднявшись по шатким ступеням, которые скрипели и стонали под их ногами, они нашли хозяйку на лежанке в углу.
За столом при тусклом свете сальной свечи черноволосая девочка играла в карты с какой-то неопрятного вида девицей.
Когда сыщик и адвокат вошли, обе вскочили, и девочка с угрюмым видом подтолкнула к мистеру Калтону кособокий стул, а девица поплелась в дальний угол и свернулась там по-собачьи. Шум вырвал старуху из беспокойного сна, и она села на лежанке, собрав вокруг себя кучу тряпья, заменявшего одеяло. Вид у нее был такой жуткий, что Калтон невольно поежился. Ее длинные седые волосы спутанными снежными комьями падали на плечи, сухое морщинистое лицо с крючковатым носом и черными бусинками мышиных глаз, казалось, было выдвинуто вперед, а тощие руки, голые до плеч, дергались из стороны в сторону, когда она цеплялась похожими на паучьи лапы пальцами за свою постель. Рядом валялись прямоугольная бутылка и треснутая чашка, наполнив которую, матушка Побируха с жадностью выпила.
Это вызвало приступ кашля, и он продолжался до тех пор, пока девочка хорошенько не встряхнула ее и не забрала чашку.
— Жадная скотина, — проворчало милое дитя, заглядывая в чашку. — Все выдула!
— Ага, — пробормотала старуха, и прикрыв дрожащей рукой глаза, посмотрела на Калтона и сыщика. — Лиза, кто это?
— Полицейский и расфуфыренный, — ответила Лиза. — Пришли проверить, окочурилась ты уже или еще нет.
— Я еще не померла, паршивка, — неожиданно энергично прорычала карга, — и если я встану, ты сама у меня окочуришься!
Девчонка презрительно захохотала, и Килсип шагнул вперед.
— Ну-ка прекрати! — скомандовал он, беря Лизу за худенькое плечико, и подтолкнул ее в угол, где скрючившись сидела неопрятная девица. — Оставайся там, пока я не разрешу выйти.
Лиза откинула на спину спутанные черные волосы и хотела дать достойный ответ, но вторая девушка, которая была старше и умнее, схватила ее за руку и рывком усадила рядом с собой.
Калтон тем временем повернулся к старухе.
— Вы хотели меня видеть? — вежливо спросил он, ибо, несмотря на все отвращение, которое вызывала матушка Побируха, она все-таки была женщиной, к тому же умирающей.
— Да, чтоб вам пусто было! — прокаркала та, падая на спину и подтягивая засаленное покрывало под самое горло. — А вы не священник? — вдруг подозрительно спросила она.
— Нет, я адвокат.
— Не нужны мне тут священники! — зло проворчала старая женщина. — Я не собираюсь помирать, чтоб вам пусто было! Я буду здоровой и сильной и еще посмеюсь над этой болячкой.
— Боюсь, сами вы не поправитесь, — мягко промолвил Калтон, — позвольте мне послать за врачом.
— Не позволю! — взвилась старуха так, будто хотела из последних сил ударить его. — Не дамся я, чтобы мне нутро травили солями и порошками. Мне не нужны ни священники, ни доктора, нет! Я бы и адвоката не звала, но только хочу завещание сделать.
— Смотрите, чтобы часы остались! — крикнула Лиза из угла. — Если отдадите их Сал, я ей глаза повыцарапываю.
— Тихо! — прикрикнул на нее Килсип, и Лиза, шепча проклятия, снова прислонилась к стене.
— Змея неблагодарная, — пожаловалась старуха, когда порядок был восстановлен. — Я выкормила этого бесенка, а теперь она так со мной, чтоб ей пусто было!
— Да, конечно, — нетерпеливо произнес Калтон. — Так о чем вы хотели со мной поговорить?
— Вы так не торопитесь, — сердито проворчала карга, — или я вообще ничего не скажу.
Она явно теряла силы, и видя это, Калтон повернулся к Килсипу и шепнул ему, что нужен врач. Сыщик на клочке бумаги написал записку, отдал ее Лизе и велел отнести по адресу. Вторая девушка встала, взяла Лизу за руку, и они ушли вместе.
— Ушли эти чертовки? — спросила матушка Побируха. — Вот и ладно. Не хочу, чтобы они по всему городу разнесли, что я собираюсь рассказать.
— Я слушаю вас.
Калтон нагнулся к ней.
Старуха выпила еще джину, и это, похоже, придало ей сил, потому что она села на лежанке и быстро заговорила, как будто боялась умереть, не успев поделиться тайной.
— Вы сюда приходили уже, — сказала она, ткнув тощим пальцем в Калтона, — расспрашивали про нее, только я молчала. Она бы не хотела, чтобы я рассказывала. Всегда была гордячкой! Скакала тут, как коза, пока ее мать голодала.
— Мать? Вы мать Розанны Мур?! — ошеломленно воскликнул Калтон.
— Чтоб мне сдохнуть, если я не ее мать! — проскрипела старуха. — Ее несчастный папаша выпивкой себя в могилу загнал, чтоб ему пусто было, и я скоро пойду той же дорогой. Вы не жили в этом городе в старые времена, иначе бы знали ее.
— Розанну?
— Ее, — кивнула матушка Побируха. — Она на сцене выступала, да, и, лопни мои глаза, какой красавицей была! Все хлыщи умирали по ней, а она танцевала на их черных сердцах, чтоб им в аду гореть! Но со мной у нее всегда все ладно было, пока не появился он.
— Кто?
— Он! — вскричала старуха, приподнявшись на локте, и глаза ее яростно загорелись. — Он пришел со своими бриллиантами и золотом и погубил мою бедную девочку. И все эти годы, гадина, из себя святого корчит! Будь он проклят! Проклят!
— О ком это она? — шепнул Калтон Килсипу.
— О ком? — завопила матушка Побируха, чей острый слух уловил вопрос. — О Марке Фретлби, о ком же еще!
— Боже правый!
Калтон потрясенно замер, и даже на непроницаемом лице Килсипа было написано удивление.
— Да, он тогда главным франтом местным был, — продолжила матушка Побируха, — Увязался за моей девочкой, чтоб ему пусто было, погубил ее и оставил голодать с ребенком на руках, как распоследний злодей!
— С ребенком? И как его зовут?
— Тьфу! Как будто вы мою внучку Сал не знаете.
— Сал — дочь Марка Фретлби?
— Да! И она не хуже той, второй, хоть у них и разные матери. О, я видела, как она расхаживает в шелках да атласах, как будто мы — грязь у нее под ногами, а Сал, ее сестра… Чтоб ее!