Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой голос звучит хрипло, но я все равно стараюсь переубедить Константина:
– Зачем тратить усилия на разработку лекарства, чтобы питаться мной, когда вы буквально можете питаться кем-то еще? – вскрикиваю я дрожащим голосом. – Неужели власть надо мной так для тебя важна?
Он смеется.
– Не глупи, милая. Твоя кровь ничего не значит для меня. На деле, она на вкус как помои. С помощью этого лекарства моей последней разработки, я смогу больше, чем просто испить тебя. Я также смогу поглотить твои способности.
Мой рот тут же закрывается, а улыбка на губах Константина становится шире. Это кошмар. Краем глаза замечаю, что доктор уходит из помещения, и, хотя мне известно, что он мне в любом случае не поможет, сердце начинает учащенно биться о грудную клетку, поскольку теперь я осталась с Константином наедине.
Хочу закричать. Позвать на помощь. Умолять. Но все бессмысленно. Слишком поздно.
Константин медленно опускает рукав рубашки, а после с безумной скоростью вонзается в мою шею. Его клыки, глубоко погруженные в мою мягкую плоть, горят, будто клеймо. Каждый глоток заставляет меня раскачиваться из стороны в сторону. Я слышу, как кровь вытекает из меня, чувствую, как теряю сознание, как слабеет мое тело. Константин пьет жадно, его руки удерживают меня на месте. От удовольствия он тихо стонет.
– Это лекарство делает тебя аппетитной, – выдыхает Константин. – Дополнительный бонус.
В конце концов, он отпускает меня и оставляет раскачиваться, как кусок мяса на скотобойне, пока я то прихожу в сознание, то теряю его.
– Солги мне, милая, – нежно произносит Константин, его рот измазан моей кровью. – Хочу узнать, что представляет из себя магия Верити.
– Ты всеми любим, – произношу я слабым голосом.
Могу точно сказать, что до него дошел звон моей лжи, поскольку теперь он выглядит и злым, и удовлетворенным собой. Его лицо искажается в рычании, и он снова бросается на меня, на этот раз впиваясь зубами с другой стороны моей шеи. Боль пульсирует от груди к макушке, острая и безжалостная. Он отпускает меня.
– Да прикончи меня уже, – рявкаю я.
– О, нет-нет-нет, Саския, – Константин щелкает языком, его глаза прикрыты в экстазе. – Кормление – настоящее искусство. Оно похоже на оргазм. Все дело в контроле и в растягивании момента, в наслаждении им. Но я уже преподал тебе этот урок. Разве нет?
Константин смотрит на меня, и ясно, что он говорит о Большом театре. Вспоминает о том, как заставил меня балансировать на грани оргазма, пока сам не решил, когда мне кончить. Как же сильно я его ненавижу!
Он приближается ко мне и шепчет на ухо:
– Я выкачаю практически всю твою кровь, милая, снова и снова, удерживая тебя на волоске от смерти. Но не дам тебе погибнуть. Иначе в чем веселье?
Он наслаждается моими страданиями. Чувствую, как по горлу скользит желчь.
– Подумай, Саския. Зачем мне вообще тебя убивать? – говорит он мягким тоном. – Силы, которые я из тебя высосал, продержатся во мне столько же, сколько и кровь в моем организме, так что мне нужно будет поддерживать наличие твоих способностей. Однако все это закончится, как только я найду способ их синтезировать. Таблетки правды – что думаешь? В этом есть определенный смысл, ты не согласна?
Его слова обретают форму в моей затуманенной голове. Он хочет оставить меня висеть здесь бесконечно, как свою личную лабораторную крысу. Как долго? Ужас пронзает меня, и я дрожу.
– Ты сломлен, – тихо обращаюсь к нему. Мне нужно, чтобы он знал, что под слоями ужаса, под слоями ненависти притаилась моя жалость. – Впрочем, это неудивительно. Ведь твой отец бросил тебя, мать не заботилась о тебе, а когда твой брат узнает, что ты так же ужасен, как и твои родители, он возненавидит тебя больше, чем кто-либо другой.
Это работает. Его спокойный взор сужается, и я почти благодарна тому, что его клыки вонзаются в меня и весь мир погружается во тьму.
Глава двадцать седьмая
Константин кормился мной так долго, что в конце концов я потеряла сознание. Мои глаза распахиваются, и понимаю, что я все еще в клетке, но, по крайней мере, на этот раз не подвешена вверх ногами и не связана. Кто-то усадил меня на бетонную скамейку. Вокруг валяются пустые шприцы и маленькие стеклянные пузырьки.
Проклятье, чем они меня накачали?
Или это доктор Зло брал образцы моей крови, чтобы начать работу над таблетками правды? У меня ноет шея, но боль не такая уж сильная. Я провожу рукой, предполагая коснуться огромной раны, но дотрагиваюсь всего лишь до двух крошечных точечек, похожих на покрытые струпьями булавочные уколы. Они вкололи мне быстродействующие лекарства? Или стероиды, которые усиливают мою кровь? Я не веган, однако впервые в жизни четко осознаю, что чувствуют коровы на ферме, и это совершенно не мило.
При попытке встать ноги подкашиваются, я снова плюхаюсь обратно. Прекрасно. Меня не только заперли в Вампирской тюрьме на подземной частной парковке, куда никто не явится до наступления темноты, так еще и встать не могу.
Прислоняюсь головой к бетонной стене и кричу. У меня болит горло, но это наименьшая из моих проблем.
– Ау?
Тишина.
– Есть кто?
И чего я жду? Бэтмена, который неожиданно вломится сюда?
Слышу движение за соседней дверью. Что, если Константин все еще там? Вернется ли он за добавкой? Я не ела целую вечность, но чувствую, как подступает рвота.
Позади меня открывается дверь лаборатории, появляется пронырливый доктор Василий и кладет заполненный шприц на маленький столик у двери.
– Господин Волков попросил меня приготовить больше антидотов, – говорит он, указывая на инъекцию. Его лицо смертельно бледно даже для Вампира, а водянистые глаза покраснели. – Он скоро вернется, так что тебе лучше прекратить кричать.
Глядя прямо ему в глаза, я издаю такой громкий крик, на какой способно мое больное горло.
В мгновение ока он оказывается рядом со мной, его лицо в нескольких сантиметрах от моего, а Вампирские зубы оскалены. В отличие от толстых белых клыков Лукки, у доктора Василия они желтоватые и ничтожно тонкие. Меня одолевает искушение вырвать их из его отвисшей челюсти.
– Думаешь, что можешь угрожать мне этими клыками, похожими на булавки в виде члена? – произношу я. – От канцелярского степлера будет больше проку, чем от того, что у тебя.
– Продолжишь бухтеть, мелкая
