– Выжить целой группой по ту сторону ограждения?

– Да.

– Это будет больше похоже на массовое самоубийство. Но есть ли у нас подлинный выбор? Остаться в этой долине и умереть – или попытать удачи и направиться на юг? Полагаю, нам нужно найти выход.

* * *

По пути до столовой Итан снова остановился у клетки с самкой-абером. Та спала, свернувшись в углу у дальней стены, и выглядела еще более тощей и слабой, чем в последний раз, когда он видел ее.

Один из лаборантов, работавших в отделе по содержанию аберов, прошел мимо шерифа, направляясь к лестнице.

– Эй! – окликнул его Бёрк.

Молодой человек в белом халате остановился посреди коридора и повернулся к нему.

– Она больна? Что с ней? – спросил Итан.

Лаборант неприятно ухмыльнулся:

– Умирает с голоду.

– Вы морите ее голодом?

– Нет, она сама отказывается есть и пить.

– Почему?

Сотрудник лаборатории пожал плечами:

– Понятия не имею. Может быть, потому, что мы устроили костер из всех ее родичей?

Он хихикнул над собственными словами и продолжил свой путь по коридору.

* * *

Итан нашел Терезу и Бена за угловым столиком в битком набитой столовой. Когда жена увидела синяки на его лице, ее глаза – красные и опухшие от слез – широко раскрылись:

– Что случилось?

– Ты плакала? – спросил Бёрк вместо ответа.

– Поговорим позже, – тут же заявила женщина.

Ужин состоял из упаковок сублимированной гадости: лазанья для Итана, бефстроганов для Бена и баклажаны по-пармски для Терезы. Все, о чем мог думать шериф за едой, – это о том, насколько сократились их продовольственные запасы за одну эту трапезу. Они стали на один ужин ближе к нулю, и никто понятия не имел, как быстро убывают эти запасы. Все просто принимали, как должное, что могут пойти в столовую либо, если речь шла о горожанах, – в общинные сады или в городскую булочную и получить еду.

Куда денется их цивилизованность, когда все это закончится?

– Ты хочешь поговорить о том, что произойдет сегодня поздно вечером, Бен? – спросил Итан.

– Вообще-то нет, – признался мальчик.

– Ты не обязан туда идти, если не хочешь этого видеть, милый, – напомнила ему мать.

– Но я хочу это увидеть, – возразил Бёрк-младший. – Это ведь наказание за то, что он сделал?

– Да, – ответил шериф, – и мы должны это свершить. Ты сам понимаешь почему, – потому что больше не существует никаких судов. Нет судей или присяжных. Мы должны сами присматривать за собой, а этот человек причинил боль множеству людей. С ним нужно поступить так, как до́лжно.

После ужина Итан отослал Бена обратно в их комнату и попросил Терезу пройтись с ним и поговорить.

– Мы с Хасслером выяснили отношения, – начал он, когда они поднимались по лестнице.

– Боже мой, Итан, вы что, в старшей школе?! – возмутилась женщина.

Миновав три двери по правой стороне коридора на Уровне 4, Бёрк провел карточкой через считыватель и потянул ручку тяжелой стальной двери. Они с женой вышли на маленькую платформу.

– Держись за перила, – сказал шериф и нажал кнопку со стрелкой, указывающей вверх. Платформа помчалась вверх по каменной трубе, все быстрее и быстрее, словно скоростной лифт. Она пролетела четыреста футов вертикально вверх, и когда, наконец, сильно вздрогнув, остановилась, супруги шагнули на мостик, тянувшийся вдаль на двадцать футов и заканчивающийся у такой же тяжелой стальной двери. Итан снова применил электронный пропуск. Замок зажужжал, он открыл дверь, и они вышли наружу, в объятия оглушающего холода.

– Что это за место? – спросила Тереза.

– Я обнаружил его несколько ночей назад, когда не мог уснуть и просто слонялся тут и там.

Тучи, до этого застилавшие небо, разошлись, и сияние звезд было невероятно ярким, холодным и резким. Мужчина и женщина стояли на тропинке, углубленной на три фута в поверхность скалы, а за краем тропинки зиял обрыв в ничто.

– Думаю, местные жители приходили сюда покурить или подышать свежим воздухом, – пояснил Итан. – Это самый быстрый способ увидеть настоящий дневной свет, не спускаясь по тоннелю в город. Они называют эту тропу солярием.

– Как далеко она ведет? – спросила миссис Бёрк.

– Через все эти горные пики. Мне сказали, что она спускается в лес к западу от стадиона.

Они медленно двинулись по тропинке и вскоре миновали острый скальный гребень.

– После того как мы с Адамом набили друг другу морды, мы поговорили, – сказал шериф.

– Это уже ближе к тому, как ведут себя взрослые люди, – усмехнулась его спутница.

– Он сказал, что ты выбрала меня.

Тереза остановилась и повернулась к мужу. Он чувствовал, как холод щиплет ему кожу на скулах.

– Для меня все это свелось к очень простому выбору, Итан, – проговорила женщина. – Предпочту я любить или быть любимой?

– О чем ты говоришь?

– Адам сделал бы что угодно ради…

– Значит, я должен…

– Погоди, послушай меня. Я сказала тебе, что никто никогда не любил меня так, как любит Адам, и именно это я имела в виду. Но я никогда никого не любила так, как люблю тебя. Иногда я ненавидела себя за это, потому что чувствовала себя слабой. Порой мне хотелось просто собраться с силами, послать тебя к черту и уйти прочь, но я не могла этого сделать. Даже после того, как узнала о вас с Кейт. Как будто ты каким-то образом держал меня. Это драгоценная вещь, Итан, и ее нужно беречь. Ты причинял мне боль. Сильную боль.

– Я знаю, что в прошлом поступал, как идиот. Я знаю, что относился к тебе не так, как ты того заслуживала.

– Итан…

– Нет, теперь ты послушай меня! Я разрушил многое. Черт, я разрушил все! Тем, что думал только о работе, тем, что крутил роман с Кейт, тем, что не делал ничего с тем дерьмом, которое осталось в моих мозгах после войны. Но я стараюсь, Тереза. С тех пор, как я пришел в себя в этом городе, я стараюсь изо всех сил. Стараюсь защитить тебя и Бена, стараюсь любить тебя так сильно, как вообще могу, стараюсь делать правильный выбор.

– Я знаю, что ты стараешься. Я это вижу. Я вижу, что у нас может быть. Это все, чего я хочу. Этого я всегда и хотела. – Тереза поцеловала мужа. – Но ты должен пообещать мне кое-что, Итан.

– Что?

– Что ты не будешь злиться на Адама. Нам всем теперь придется жить в этой долине.

Шериф смотрел жене в лицо, борясь с желанием рассказать ей обо всем, что совершил этот человек. Наконец он произнес:

– Я попытаюсь. Ради тебя.