– Спасибо.

Еще некоторое время они шли молча.

– Что не так, милый? – спросила, наконец, Тереза.

– Ну… всё не так, – вздохнул ее муж.

– Нет, что-то еще. Что-то новое. Ты был какой-то странный за ужином.

Бёрк посмотрел на дно каньона, лежащее в трехстах футах ниже. Только месяц назад он впервые столкнулся с аберами там, внизу, и каким бы ужасающим ни было его впечатление об этой встрече, тогда у него все же оставалась надежда. Он по-прежнему верил, что снаружи есть мир. Что, если ему удастся сбежать из этого города, вырваться за эти горы, он найдет своих родных в Сиэтле.

– Итан? – напомнила о себе его супруга.

– У нас проблемы, – отозвался он.

– Я понимаю.

– Нет, я хочу сказать – мы скоро вымрем. Как вид.

Небо прочертил метеор.

– Итан, я прожила здесь намного дольше, чем ты, – заговорила женщина. – Иногда это казалось безнадежным, и сейчас все кажется безнадежнее, чем когда-либо раньше, но у нас в городе есть все необходимое.

– Запасы пищи подходят к концу, – объяснил ей муж. – Помнишь, что мы ели сегодня вечером, наши сублимированные порции? Эти припасы не бесконечны, и, когда они кончатся, мы не сможем выращивать в долине достаточно еды, чтобы пережить здешние долгие суровые зимы. Если б мы жили южнее, у нас могло бы получиться, но мы заперты в этой долине. Извини, что говорю тебе это, но я не хочу ничего скрывать от тебя. Больше никаких тайн. Мне нужно, чтобы ты была со мной, потому что я не знаю, что делать.

– Сколько времени у нас осталось? – спросила Тереза.

– Четыре года.

– А что будет потом?

– Потом мы умрем.

Адам перешел реку к востоку от города, и к тому времени, как он, пошатываясь, вышел из воды на дальний берег, ноги у него почти полностью онемели. На четвереньках он карабкался вверх между соснами, прилепившимися к крутому склону – выше, выше… В сотне футов над городом откос стал вертикальным, но это не остановило Хасслера: он продолжил взбираться по обрыву, вверх и вверх.

Кочевник лез без страха и без осторожности. Он не мог поверить, что действительно взбирается на утес самоубийц. За тот год, что он прожил в городе с Терезой, два человека поднялись на эту скалу и спрыгнули вниз. В горах, окружавших Заплутавшие Сосны, было немало других смертельно опасных мест, но у этого обрыва имелось одно преимущество: он был совершенно отвесным. Ни одного шанса случайно прервать падение, ударившись о какой-нибудь выступ или зацепившись за склон. Если кто-то умудрялся взобраться наверх, не сорвавшись при восхождении, то мог совершить беспрепятственный прыжок навстречу смерти.

Хасслер перевалился на длинный карниз, расположенный в пятистах футах над долиной, и рухнул на холодный гранит, чувствуя, как дергает нижнюю челюсть – видимо, Итан сломал ее в драке. Была ночь, и темный город лежал внизу; асфальтированные улицы слабо отблескивали в звездном свете. Штанины Адама схватились льдом.

Чувствуя, как холод пробирается все глубже, он думал о своей жизни. К тому времени, как Кочевник снова поднялся на ноги, он пришел к одной успокоительной мысли: из прожитых им тридцати восьми лет один год был просто волшебным. Он жил в ярко-желтом доме с любовью всей своей жизни, и каждый день, просыпаясь рядом с Терезой, осознавал, как хорошо ему от того, что у него есть все это.

Он жаждал возвращения этих времен, но само то, что у него вообще было это время… Этого достаточно. Достаточно, чтобы держаться за воспоминание об этом годе.

Адаму потребовалось несколько мгновений, но потом он нашел их дом в темноте внизу. Неотрывно глядя туда, он видел этот дом не таким, как сейчас – темным и пустым, – а таким, каким он был в мягком прохладном свете летних вечеров, когда Хасслер подходил к крыльцу, возвращаясь ко всему, что он любил.

Мужчина сделал шаг к краю и понял, что не боится. Ни смерти, ни боли. В своей кочевнической миссии он испытал столько страданий, что их хватило бы на несколько жизней, а к смерти он был готов уже давным-давно. Она сулила отдых и мир – хотя бы ему. Хотя бы это.

Он согнул колени, готовясь к прыжку, но внезапно какой-то звук выдернул его из торжественности момента, подобно рывку веревки. Хасслер обернулся, почти ничего не видя во тьме, и тут же понял, что донесшийся до него звук был чьим-то плачем.

– Эй! – окликнул он всхлипывающего незнакомца.

Плач оборвался, и из темноты послышался женский голос:

– Кто здесь?

– С вами все в порядке? – неуверенно поинтересовался Адам.

– Если б это было так, что бы я здесь делала? – фыркнула его невидимая собеседница.

– Да, полагаю, это верное замечание. Хотите, я подойду к вам?

– Нет.

Хасслер отступил от края и присел на камень.

– Вам не следует этого делать, – сказал он.

– То есть? А вы сами тогда какого черта здесь забыли? Как я понимаю, вы явились сюда за тем же!

– Да. Но я действительно пришел туда, куда должен был прийти.

– Почему? Потому, что ваша жизнь тоже ужасна?

– Вы что, хотите выслушать мою слезливую историю?

– Нет, я хотела бы спрыгнуть раньше. Я наконец-то собралась с духом, и тут какой-то кретин меня прерывает!.. Я уже во второй раз сюда залезаю.

– А что случилось в первый? – поинтересовался Адам.

– Это было днем, а я ненавижу высоту. Я струсила.

– Почему же вы здесь?

– Я расскажу вам, если вы не будете пытаться спасти меня.

– По рукам.

Женщина вздохнула:

– Я потеряла мужа, когда аберы ворвались в город.

– Горько слышать… Вы с ним поженились в Заплутавших Соснах?

– Да, и я знаю, о чем вы думаете, но я любила его. И еще я любила другого мужчину, который тоже живет здесь. Самое безумное то, что с этим другим мы были знакомы в прошлой жизни. Он здесь, со своей женой и сыном, и когда он пришел ко мне рассказать, что мой муж погиб, я спросила его, живы ли его родные.

– А они живы?

– Да, и знаете что? Какая-то часть меня – куда бо́льшая часть, чем я готова была признать, – сожалела о том, что его жена выжила. Не поймите меня неверно, я очень горюю по мужу, но не могу отделаться от мысли…

– …что если бы его жена погибла, вы двое…

– Верно. Короче, мало того что я потеряла мужа, мало того что я не могу быть с человеком, которого люблю, – вдобавок еще и оказалось, что я не человек, а дрянь!

Хасслер рассмеялся.

– Вы смеетесь надо мной?! – возмутилась незнакомка.

– Нет, я просто думаю: как мило, что вы считаете это ужасным! Хотите услышать подлинно ужасную историю?