Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так серьезно? – удивился Степан.
– Да… – подтвердил Николай и вдруг поинтересовался: – А где мои вещички? Все в сохранности?
– А то! – завелся Степан. – Ты имей в виду, на Тюбукском спиртзаводе нас уже вторые сутки дожидаются – нарвемся на неприятности…
– Да погоди ты, – Николай задумчиво взглянул на Олю. Потом полез в нагрудный карман и вынул оттуда скрепку.
– Вот, видишь это – тебе и мне нужна одна неприятная процедура, и тогда все мы вырвемся из этого безумия в прежний, в обычный ход вещей.
И разогнув скрепку, к изумлению Оли и Степана, Николай осторожно засунул один конец в ноздрю, повернул – голова дернулась, он чихнул и вместе с каплей крови на протянутую ладонь упал шарик с выступающими колючками и выходящими из него проволочками. Предмет поблескивал темно-серой оболочкой и казался всего лишь маленькой бусинкой. Но тут, ко всеобщему удивлению, из бусинки высунулись две дрожащие ножки. Сгибаясь и разгибаясь, они принялись раскачивать шарик, и он, попрыгав, принялся медленно вращаться вокруг своей оси.
Степан от удивления открыл рот.
– Видишь, что, сволочь, делает! – сказал Николай сменщику.
Оля и Степан как завороженные смотрели на ладонь Николая, где маленький предмет с ножками кружился и барахтался в лужице крови.
– На, возьми, тебе тоже надо это сделать, – Николай протянул Оле скрепку. – Вынь эту гадость из носа. Это же они нам ее туда засунули.
Степан непонимающе взглянул на Олю.
Та отрицательно покачала головой.
– А вдруг у меня этого нет? Что тогда? Вдруг я попаду этой скрепкой в мозг и сойду с ума?
– Это нужно! Необходимо! Иначе все может повториться, – стал настаивать Николай. – Пока эта штука в башке, они будут все о нас знать! И управлять нами как марионетками.
Оля засунула скрепку в нос и вскоре вытащила точно такого же металлического паразита. Он повис на скрепке и, зацепившись за ее конец, стал подтягиваться на ней.
– Вот же гад, сама видишь! – воскликнул Николай с торжеством.
Он взял Олиного металлического паразита, положил на свою ладонь и тут же выбросил оба инопланетных имплантата в решетку канализационного люка.
– Теперь пусть там наблюдают и ищут, что хотят, – среди дерьма. Счастливого пути, наутилусы, – сказал шофер серьезно.
Дождавшись конца расправы, Оля растерянно произнесла: «Всё, жизнь окончилась! Самое лучшее в ней уже произошло. Что будет, когда вернусь домой, – даже не знаю. Что мне остается? Идти своей, измусоленной другими дорогой. И держать обиду на жизнь, которая ввернула меня на время в круговорот сумасшедших событий… Пробуждение состоялось. И вроде все живы и здоровы и снова едут на Тюбукский спиртокомбанат. Как будто жизнь разрешила нам исправить ошибочный шахматный ход. Так? Переподача?»
– Теперь, главное, все стало как раньше… Так-то ведь лучше? Разве нет?
– Как раньше… Нет, я не об этом. Может быть, однажды и мне откроются те врата, откуда придут не воспоминания и не новая жизнь, а то точное чувство…
Николай ее явно не понимал и бодро скомандовал: «Поедем».
– Боже мой! Оля? – услышала девушка за спиной знакомый голос и инстинктивно обернулась.
– ?
– Какая встреча. А я-то думал, вы уже давно в Челябинске. Я вот со своим шофером сейчас тоже туда, – это был Игорь Сергеевич.
– Да, задержалась ненароком, – словно извиняясь, проговорила Оля, взглянув на Николая и Степана, и вдруг добавила: – Уважаемый профессор, вы были тогда правы. Я все помню… Тот разговор.
– Это вы о чем, детка? – насторожился Игорь Сергеевич.
– О том, что не стоит касаться опасных тем, иначе они начнут касаться тебя. Помните, там, на остановке, когда ждали автобуса. Вы философствовали и высказывали всякие идеи.
– А… Ну, помню, – улыбнулся профессор и, кивнув на шоферов, спросил: – А это ваши друзья?
Оля не ответила и, подумав, вдруг сказала Николаю: «А знаешь, я, наверное, с ним, – девушка указала на Игоря Сергеевича, – с профессором поеду». И, обратившись к Игорю Сергеевичу, спросила: «За умный разговор до города подбросите?»
Николай удивился и покраснел – и только как-то скомканно промямлил:
– Я тебе позвоню. Дай телефон.
– Не надо. Нет. Пусть у нас теперь будет ощущение, что всего этого не было. Но, знаешь, прости меня. Прости за все, что было или не было. Прости за все, что я не помню или помню… Но еще лучше – забудь. Ведь все равно даже это забудется. И продолжения не будет.
Профессор растерянно наблюдал за этим диалогом и потом, когда Оля повернулась к нему, спросил: «А ваши друзья-то не обидятся?»
– Друзья? – удивленно переспросила она и сказала уже без всякого пафоса, потупив глаза: – Это просто так, бывают такие случаи на шоссе. Где ваш «уазик»?
Когда фура и «уазик» поравнялись, Николай бросил последний взгляд на Олю. Девушка сидела у окна и о чем-то беседовала с профессором.
Обогнав их машину, Николай посигналил на прощание, но Оля даже не обернулась. Она рассматривала что-то небольшое, овальное, похожее на яйцо киндер-сюрприза.
Шофер взглянул на напарника, но Степан только пожал плечами.
Впереди была дорога, и следовало думать о ней, да о том, что впереди – на этом спиртозаводе.
Николаю почему-то показалось, будто эта езженая-переезженная трасса превратилась в таинственный тракт, пробуривший брешь в пространстве и уходивший не к населенным пунктам и унылым полустанкам, а к далеким цивилизациям, параллельным мирам, к центру Вселенной, к сердцевине всего того циклопического чуда, которое было, есть и будет.
Покуда пылает наше солнце и миллионы других неизвестных нам светил, покуда стремится их сияние во все края Вселенной – до самых тех пор и будут приходить к нам пугающие вестники, непостижимые оракулы и альрауны неизвестных нам законов бытия, посланцы черных звезд, еженощно вспыхивающих над нашими путями…
Шоссе к вечеру оживилось и заполнилось фурами, тяжело поспешавшими к разным городкам области. И тем же самым курсом, что и нагруженный трейлер, но на триста пятьдесят километров выше, уходила к далекой четвертой планете, что вращается вокруг звезды Бельгейзе, космическая эскадра, состоявшая из шести ртутных шаров.
Выйдя на орбиту Луны и сделав один виток вокруг ночного светила, с головного аппарата богены послали к своей далекой родине шифрованное сообщение. Обрывок мощного пульсирующего сигнала, в тридцать раз превышающий звуковой фон и воспроизводимый по отдельному каналу, был случайно зарегистрирован радиотелескопом в Восточных Саянах. Он гласил:
[12]