— Что ж, спасибо и на этом! Но еще одно условие. — Максим уперся костяшками пальцев в столешницу и исподлобья посмотрел на Садыкова, да так, что Ксении показалось: ее возлюбленный вот-вот вцепится в горло этому жирному мерзавцу. — Ты отдашь приказ, что взрыв перемычки отменяется.

— Увы, — Садыков развел руками, — как бы вы ни желали этого, приказ не отменить. Разве что самим двинуть туда. Антенна спутниковой связи уничтожена ракетой во время обстрела города. Сигнал просто-напросто не дойдет.

— Тогда прежде мы отправимся к твоим минерам, чтобы предотвратить взрыв, и сообщим о нем Рахимову. Он оказался милосерднее тебя и Арипова, Аликпер, — укоризненно произнес Костин, — и приказал своим командирам заняться эвакуацией мирного населения.

— Я уже сказал: меня подобными вещами не пронять, — засмеялся Садыков, — одно могу вам пообещать: чем быстрее выполните мой приказ, тем больше у вас останется времени, чтобы добраться до минеров.

Обещаю, я лично напишу записку командиру, чтобы сняли фугасы. Он мой почерк знает…

Садыков что-то выкрикнул, двери в комнату распахнулись, и на пороге возникли два местных молодчика в грязных зеленых тюрбанах и маскхалатах.

Грудь их перекрещивали ленты с патронами для крупнокалиберных пулеметов, на плечах висели автоматы, а на поясе — подсумки с запасными магазинами и гранаты. Вид у молодчиков был крайне свирепый, но и Костин и Максим знали, что за прорвой оружия скрываются зачастую никчемные и трусливые вояки.

Настоящему бойцу порой достаточно одного ножа, а уж имея автомат… Максим шлепнул себя, словно отогнал муху, по правому предплечью. Костин понял, кого из «батыров» Садыкова Богуш берет на себя в возможной схватке, но вслух сказал:

— Ладно, Аллах сегодня на твоей стороне, Садыков! Но он все видит и не простит, если ты погубишь свой народ.

Садыков скривился, но не ответил, а лишь скомандовал:

— Пошли! Молча! Чтобы не привлекать внимания! Если кто начнет допытываться, объяснения даю только я…

На улице ощутимо стемнело, но жара и духота не спадали. Черный бронированный джип завернул на узкую улочку, стремительно промчался между высоких, на удивление не потревоженных землетрясением и ракетным обстрелом дувалов и притормозил на берегу небольшого пруда, обсаженного хорошо знакомыми и такими родными на вид плакучими ивами. Среди деревьев висели фонарики, под навесом с тростниковой крышей стояли вполне европейские столики, а невдалеке чадил сизым дымом мангал.

Это было нечто среднее между уличным кафе и азиатской чайханой. И, судя по всему, уютное, удаленное от центра нехитрое заведение было любимым у жителей окрестных кварталов местечком. Максим определил это по густой сети тропинок, сбежавшихся к деревянному помосту, на котором стояли столики, а чуть в стороне находилось покрытое ковром возвышение. Здесь в прежние времена, видимо, располагались любители попить чаю согласно местным обычаям и традициям.

Сейчас, кроме чайханщика и паренька-шашлычника, здесь никого не было, хотя войны в этом оазисе спокойствия и тишины почти не ощущалось.

Конечно, если бы этому не мешала охрана Садыкова и он сам в своем затрапезном камуфляже. Изобилие оружия, которым все трое были обвешаны с головы до ног, напоминало, что война не ушла, а лишь притаилась за совсем ненадежным бастионом — старыми саманными дувалами и пыльной тростниковой крышей.

Садыков устроился за отдельным столиком, два его головореза расселись за соседним. А Костина, Максима, Ксению и писателя поместили за третьим, расположенным как бы на вершине треугольника из столиков, занятых их живописной компанией. Переговариваться пленники не могли и чувствовали себя крайне неуютно под прицелом враждебных глаз.

Они уже знали, что придется дожидаться появления какого-то Чингиса. Судя по всему, его отправили на разведку, что подтверждало их подозрения: Садыков задумал операцию не спонтанно, а готовился к ней долго и тщательно. И вероятно, в душе считал, что Аллах милостив к нему, если послал в руки столь щедрый подарок в лице Богуша и Костина…

Им подали большое блюдо плова — одно на всех — и пиалы с холодным зеленым чаем. Садыкову чайханщик принес несколько шампуров с нанизанными на них ароматными кусками мяса и бутылку водки. Телохранители же довольствовалась одним чаем: Садыков знал толк в сражениях и не позволял своим бойцам нажираться перед будущей схваткой.

С пловом пленники расправились быстро, с чаем еще быстрее. Хотя не слишком наелись, понимали: вряд ли стоило надеяться на добавку. Да и гнусная рожа Садыкова к подобным просьбам не располагала. Тогда от нечего делать пленники занялись кто чем: Костин и Максим созерцанием происходящих вокруг событий, Ксения и Ташковский — воспоминаниями.

Ксения исподтишка бросала взгляд на Максима и тут же опускала глаза, чтобы никто, и он в том числе, не посмел упрекнуть ее в подглядывании.

Последние несколько часов, которые они провели в плену у Садыкова, Максим вел себя подчеркнуто холодно и отстраненно. Взгляд его был хмурым и угрюмым. Но Ксения чувствовала себя спокойнее и увереннее. Хуже, если он опять примется блистать остроумием и воспользуется врожденным обаянием.

Тогда ей будет труднее сохранить самообладание и не выдать, насколько близок и желанен он стал для нее. Но это случится в будущем. А Ксения верила, что будущее от них никуда не денется. Счастье, которое, несмотря на ужас последних дней, она испытала впервые в жизни, не могло просто так покинуть ее, а судьба — в очередной раз и так дешево обмануть.

Она хорошо понимала, что Максим попросту изображает равнодушие. Не хочет давать лишний повод Садыкову сыграть на самых чувствительных струнах его и ее души. Любовь была их слабостью, уязвимым местом, чего могли не опасаться ни Костин, ни Ташковский. Каждый из них был сам за себя. Но Максима и Ксению свела вместе та бесшабашная ночь, и воспоминания о ней были единственным светлым пятном в череде кошмарных неприятностей, которые их преследовали последние несколько дней.

Но надо было считаться и с тем, что сейчас они не принадлежали самим себе, и любая неосторожность могла привести к потере головы, причем в самом прямом смысле этого слова.

Но даже днем, в пыли и в грязи, среди ужаса, вызванного подземными толчками и ракетными ударами, были минуты, когда она мечтала, чтобы Максим вновь обнял ее, прижал к себе и она смогла бы забыть обо всем на свете. Его прикосновения, забота, нежность и вдруг совершенно неожиданная вспышка желания в темных глазах… Она чувствовала кожей, что бесконечно дорога ему, и совсем не удивлялась, потому что испытывала то же самое… Все было совершенно необъяснимо, но Ксения впервые в жизни не думала о том, что произойдет дальше. Она полностью доверяла Максиму и Костину и не сомневалась, что они найдут выход. Ведь она давно уже догадалась, кто был тем «негодяем», который вовремя для нее расправился с головорезами Аликпера. Но до поры до времени молчала, предвкушая, как откроет Максиму, что он уже не единожды, сам того не подозревая, спас ей жизнь и, пусть это звучит старомодно, женскую честь…