Женька засмеялся, погладил ее колено, обтянутое кожаными брюками:

– Базара нет, котенок, я приглашаю тебя в ресторан. Но платить буду сам.

– Ты ограбил банк, дорогой? – улыбнулась она, положив руку поверх его руки, лежащей на колене.

На самом деле Коваль прекрасно знала, откуда у него деньги – полгода назад он ухитрился в обход подмять под себя нескольких хозяев крупных автосервисов, и теперь они весьма щедро делились с ним прибылью. Хохол не борзел, чтобы не привлекать к себе повышенное внимание правоохранительных органов, брал со «слесарей» двадцать процентов, а потому никому в голову не приходило отказаться. Так что теперь Женька мог позволить себе водить ее в рестораны без ущерба для своего самолюбия.

Приняв душ и решив не укладывать волосы, а просто распустить их по спине, Коваль вышла в спальню и, сев к зеркалу, начала накладывать макияж. Но потом вдруг передумала и смыла все, что успела нарисовать. Она вставила яркие синие линзы и чуть тронула ресницы тушью, накрасила губы красной помадой и повернулась к лежащему на постели Хохлу:

– Ну, что скажешь?

– Супер.

– И все?!

– А что ты еще хочешь? – удивился он, и она в шутку накинулась на него, укусив за плечо. – Больно, Маринка! Все плечо изодранное, что за придурь у тебя?

– А ты меня не подначивай! Быстренько скажи мне, что я самая красивая и желанная женщина в мире! – приказала она, сев на него верхом.

Женькины руки забрались под короткий шелковый халат, добрались до груди, сжали ее.

– Ты самая красивая и желанная женщина из всех, которые вообще бывают, Коваль, – пробормотал Хохол.

По традиции они поехали в Маринин любимый «Стеклянный шар» – она соскучилась по японской кухне, успев привыкнуть к пирожкам, борщам и жареной картошке с малосольными огурцами. Пробуя изумительного вида и вкуса суши с семгой и креветками, она в очередной раз убедилась в том, что не ошиблась в выборе кухни для своего лучшего ресторана, да и шеф-повар был мастером и знал все тонкости приготовления этих блюд.

– Удивляюсь я тебе, котенок, – произнес Женька, отправляя в рот кусочек тонкацу с соусом. – Ты можешь есть эти свои штучки целыми днями, а ими наесться невозможно.

– Дорогой ты мой, дело ведь не в том, чтобы желудок набить, а в том, чтобы получить удовольствие, – наставительно сказала Марина, окуная очередной шарик в соевый соус. – Это ведь не столько пища, сколько философия.

– Умеешь ты подо все подвести какую-нибудь ерунду. Еда – она еда и есть.

– Да ну тебя, – обиделась она вполне серьезно. – Ты вечно все испортишь.

– Обиделась? Я же пошутил, – Хохол взял ее за руку, но Марина вырвалась. – Котенок, чего ты? Я не буду больше.

Он вышел из татами-рум и через десять минут вернулся с огромнейшим букетом хризантем. Коваль сменила гнев на милость и улыбнулась:

– С ума сошел! Это же дикие деньги!

– Что такое деньги? – пожал плечами довольный Хохол. – Так, стопка бумажек. У меня есть ты – больше ничего не имеет цены.

– Правда? – тихо спросила она, спрятав лицо в букет и вдыхая любимый аромат семечек.

– Конечно, – просто ответил он, глядя на нее с легкой улыбкой.

– Я очень люблю тебя, Женька.

– Скажи это еще раз, – попросил он, уткнувшись носом ей в волосы.

– Люблю тебя, люблю, люблю…

Марина отбросила цветы и села к нему на руки, стала целовать его лицо, чувствуя, что не кривит душой и говорит чистую правду – она любила его. Возможно, не так сильно и безоглядно, как Егора, но ведь невозможно прожить и прочувствовать что-то во второй раз. Она видела, как дорого Женьке то, что происходит сейчас между ними, как старается он изо всех сил не спугнуть чувство принадлежности друг другу, доверие, нежность.

– Ты не боишься быть со мной? – внезапно спросила она, и Хохол удивленно захлопал ресницами:

– В смысле?

– Ну, в прямом смысле – ведь знаешь, как заканчивают все, кто оказывается в моей постели, – невесело усмехнулась Марина, и Женька заглянул ей в глаза, убирая со лба челку:

– Это глупости, котенок. Я ничего не боюсь, и неправда это все. Перестань придумывать себе какую-то вину, зачем? Ты не виновата в том, что случилось. И со мной не будет ничего, вот увидишь, котенок мой любимый, солнышко мое.

Марина закрыла глаза, прислушиваясь только к движениям гладящих ее рук.

– Женька, поехали домой, – пробормотала она.

Позвонил Николай и ехидным голосом осведомился, не соизволит ли госпожа президент почтить своим присутствием очередной футбольный матч, если, конечно, она не подзабыла еще, что это такое. Коваль засмеялась:

– Не надейся, что отсутствие в городе ослабило мои умственные возможности! Я приеду и спущу с вас всех по три шкуры, если что-то пойдет не так!

– Мариш, да все в порядке, я тебя уверяю! Дела идут просто отлично, ребята стараются, как могут.

– Коленька, в конце первого круга ты говорил то же самое, но вспомни, к чему это привело. Больше я не собираюсь спускать твои косяки на тормозах, имей это в виду, пожалуйста.

– Я на тебя деду пожалуюсь! – предупредил он. – Скажу, что ты притесняешь его единственного и горячо любимого внука.

– И я должна сейчас испугаться?

– Ну, типа того.

– Так заруби у себя на носу, дорогой ты мой племянничек, – я слишком долго жила одна и слишком привыкла сама отвечать за себя, чтобы теперь, на четвертом десятке, начать кого-то бояться! – отрезала Марина совершенно серьезно, и Колька понял, что перегнул с шутками:

– Мариш, я пошутил… не сердись, это же так, болтовня, ты ведь понимаешь?

– Ладно, расслабься. Так что, все в порядке? Могу не волноваться?

– Конечно, можешь, все на самом деле очень хорошо складывается – мы ни одного очка не потеряли с начала круга, – обрадованно заговорил племянник, поняв, что гроза миновала.

На том и расстались. Коваль сладко потянулась в кресле, допила остывший чай и пошла в кабинет – там ждала целая куча бумаг по «Империи», привезенная вчера вечером Бароном. Марина долго читала отчеты, стараясь вникнуть в суть происходящего в конторе, но это почему-то удавалось с трудом.

«Надо сделать перерыв, а то глаза уже как песком засыпанные».

Спустившись вниз, Коваль обнаружила на кухне Хохла в компании молодого человека весьма странной наружности – маленького роста, худой и щуплый, он больше напоминал подростка, хотя по одежде было видно, что это далеко не так. На незнакомце был дорогой строгий костюм, а на столе перед ним лежал кейс из натуральной крокодиловой кожи, стоивший приличных денег. При появлении Марины мужчины вскочили, но она махнула рукой и сама уселась в стоящее у окна плетеное кресло.