– Хмм, – угрожающе проворчала она и посмотрела в сторону Кэтлин. – Буду в зале заседаний, на совещании насчет пожарных ведер.

Совершенно сбив меня с толку, она удалилась прочь.

Едва с треском захлопнулась дверь на лестницу, мы с Кэтлин посмотрели друг на друга.

– Какая-то она сегодня неожиданно добрая, – пробормотала я.

– Миссис Бёрд на самом деле не зануда, – ответила Кэтлин. – Просто слишком…

– Самоуверенная, – сказали мы одновременно, и я впервые за много дней искренне улыбнулась. Не бог весть что, но я все же была рада вернуться сюда, где никто не знал ни Билла, ни Банти, и не нужно было сопереживать чужому горю.

Я села на край стола, спросила Кэтлин, на месте ли мистер Коллинз.

– Вот-вот должен подойти. Он очень за тебя переживает, Эмми. Что-то совсем притих, и это, честно говоря, невыносимо. – Она взглянула на дверь. – Уверена, он тебе очень обрадуется.

Не зная, что ответить на это, я надеялась, что он не станет делать глупостей. Чтобы сменить тему, я решила рискнуть, спросив у нее, что там за непристойные письма получила миссис Бёрд, в нелепой надежде, что это не вызовет у Кэт никаких подозрений.

– Так что, было что-то интересное среди того, что прислали? – спросила я, надеясь, что это просто будет новой темой разговора.

Кэтлин посмотрела на свои руки. Некоторые вещи все еще ужасно смущали ее, и я приготовилась к неожиданному ответу. От бессонной ночи и слез раскалывалась голова. Отодвинув все остальные мысли на задворки сознания, я надеялась, что Кэтлин ответит мне, и не станет закрываться.

Стоило отдать ей должное – она собралась с духом, убрав ниточку со свитера, и поморщилась.

– Было кое-что, но этого нам хватило, если ты понимаешь, о чем я. Пока тебя не было, у нас тут был полный аврал, и миссис Бёрд даже сама прочитала некоторые письма. Нам их пришло больше, чем обычно. – Кэт оглянулась, достала небольшую пачку писем. – Вот эти вчера принесли. Я эти еще не смотрела, но для нее пришло примерно столько же. Среди них было два с вопросами о беременности и одно про развод. Миссис Бёрд была очень недовольна.

Я постаралась ничем не выдать то, как рада. Кажется, ничего, что могло бы меня скомпрометировать, не случилось, и Кэт увела разговор от того, что было на прошлой неделе, или просто не хотела меня беспокоить.

– Миссис Бёрд говорила, что, если у нас такие читатели, стоит с пристрастием отнестись к тому, что мы публикуем, и еще что-то насчет ежовых рукавиц, я точно не помню.

Пожав плечами, я сделала вид, что мне это неинтересно, но это встревожило меня. Кэт продолжала перебирать письма.

– Было письмо от одной леди, где говорилось, что миссис Бёрд ей очень помогла. Я хотела отдать его ей вчера, чтобы она порадовалась, но она сказала, что у нее нет на это времени. Может, ты его прочитаешь, и немного повеселеешь? Хотя тебе оно вряд ли интересно. Просто ты всегда так переживаешь за наших читательниц, что я… А, неважно, я его выкину.

– Что ты, не надо, конечно, давай его сюда! – спохватилась я. Приятно, что Кэт так старалась мне помочь, и она действительно попала в точку насчет нашей аудитории.

Открыв нижний ящик стола, она достала из него письмо и передала мне. Я с благодарностью приняла его, добавив к стопке вчерашних писем, чтобы самой прочитать их, не вступая в дискуссию об их содержимом, и ушла в свой новый кабинет, вскрывать конверты и дожидаться мистера Коллинза.

Там до вынужденного отпуска я успела побыть совсем недолго – всего несколько часов, но уже полюбила его. Обстановка там напоминала о тех днях, когда «Женский День» был популярен и там кипела работа, и журналисты обменивались идеями, сигаретами и сэндвичами с ветчиной. Хотелось бы, чтобы после войны все это снова вернулось.

Я включила свет, открыла окно – затхлый воздух упорно противился переменам, и села за свой новый стол. Он стоял прямо у двери, чтобы мне было лучше слышно мистера Коллинза, и еще так я могла смотреть в окно, за которым виднелись крыши домов напротив.

Во-первых, надо было заняться тем письмом, что мне дала Кэт.

У меня свело живот. Так вот что Кэт хотела показать миссис Бёрд. Что называется, пронесло. Я продолжала чтение, и теперь у меня внутри все перевернулось.

Я, кажется, ойкнула от изумления, зажав рукой рот. Среди всего кошмара вокруг эти новости были просто чудесными.

Вот что еще написала Долли:

У миссис Долли Вардынской, Влюбленной, все получилось. Сквозь мартовские облака пытался пробиться слабый, но настойчивый солнечный лучик. Я была взволнована донельзя, и радость омрачало лишь то, что никому нельзя было об этом сказать. Никому из редакции – точно, но как бы обрадовалась Банти, узнай она, что все так закончилось!

Так я грянулась оземь с седьмого неба.

Конечно, и Банти об этом не узнает. Как я вообще могла о таком подумать? Хуже, чем письмо незнакомки, у которой было все, чего лишилась Банти, не могло быть ничего. Я даже не говорила ей о том, что продолжаю тайком отвечать на письма – еще одно подтверждение того, что подруга из меня никудышная.

Забыв обо всем на свете от удивления и радости, я не заметила, как вошел мистер Коллинз, увидев его лишь тогда, когда он взял стул из-за соседнего стола, чтобы сесть рядом.

Он ничего не сказал, просто смотрел на меня, чуть склонив голову и скрестив руки на коленях. Он был моим начальником, братом моего возлюбленного, и тем, с кем я разделила самые ужасные минуты своей жизни. Мрачный, эксцентричный, смешной и мужественный мистер Коллинз. Он редко давал волю чувствам, но сейчас по его лицу я видела, что он не знает, с чего начать. Было бы совершенно неприлично, но намного легче, если бы я могла обнять его и выплакать все свои слезы. Но мир и без этого был достаточно безумен.