– Ну, да.

– А потом она явилась к тебе уже одна. Так с какого же?

– Наверное, со второго. Когда она мне все выложила.

– Но ведь и в первый раз она тебе прямо сказала, почему пришла? Да, кстати, она пришла или уже находилась в тебе? Тут я не понял.

– Я и сама не поняла. Безносый мальчишка требовал, чтобы Амалия вернулась. Значит, она присутствовала во мне. А если так…

– Ну?

– Если так, то она и сейчас здесь! И все слышит!

– Да, слышу, – вдруг произнесла Вера совсем не своим, а более низким, глубоким и чувственным голосом.

– Это как же понимать? – спросил Жюль Верн. – Ты умеешь чревовещать?

– Ничего я не умею! – взвизгнула Вера уже своим обычным голосом. – Это она!

– Да, я, – подтвердила низкоголосая.

– Амалия фон Торн? – спросил Жюль Верн.

– Конечно, юноша. Ты абсолютно прав.

– Значит, вы все время находитесь внутри Веры?

– Истинно.

– Но где?!

– Как тебе объяснить… Даже не знаю. В ней, и все тут.

– С трудом верится.

– А ты взгляни на свою подружку.

Жюль Верн посмотрел на Веру. Девушка сидела с отсутствующим выражением лица и тупо взирала в пространство.

– Но ведь она только что говорила со мной!

– Ты вертеп когда-нибудь видел?

– Какой вертеп?

– Кукольный театр, другими словами. На ярмарках, в балаганах обычно они представления дают. За Ванькой Рютютю городовой бегает, а тот его палкой по голове бьет. Вспомнил?

– Да.

– Так вот. Верка твоя – как этот самый Ванька Рютютю, которым кукольник движет. Что я ей позволяю, то она и делает. Вот, смотри.

– Не верь ей! – вскричала Вера. – Я все – сама!

– Видишь? Разрешу ей, она говорит, не разрешу – сидит как кукла деревянная.

– И этих вы убили?

– Женихов? А то кто же? Конечно, я! Вернее, по моему приказу.

– И того, который кольцо подарил, убьете?

– Его – нет. Он как раз тот, кто нужен. Верка за него идти не хочет, а придется.

– И меня убьете?

– Тебя не стоит. Ты явных намерений на ее счет не имеешь. Просто знакомый. Хоть она тебе и нравится, но жениться на ней ты не стремишься. Так что живи себе.

– Но почему вы желаете устроить ее брак?

– Она сама меня об этом попросила. А я соскучилась по настоящей работе. Вот и решила помочь. Кто она по своей сути? Считай, никто. Седьмая вода на киселе, – непонятно выразилась Амалия. – Но собой хороша. И в обращении приятна. Почему бы не оказать ей услугу?

– Но ведь она за того замуж не желает?

– Не желает… – баронесса хмыкнула. – Мало ли что – не желает! Кто ее спрашивает. Раньше нужно было думать. Я ведь не тянула ее на кладбище, не заставляла произносить заклинание… А уж теперь позволь мне самой решать, кто ей подходит, а кто нет. Возьмем хоть тех, которых я… того. Этот археолог… Кто он? Да обычный авантюрист. Помешался на кладах. А клады – вещь весьма сомнительная. Сегодня они есть, завтра их нет. Да и как человек он был гнилье. Поблазнился ему клад в могилке, он и про Верку забыл. Про то, что это она его на золото навела. А неплохо бы поделиться. Ночью приперся на погост. Захотел сам откопать. Вот и откопал! На свою голову.

– А если бы не приперся?

– Кладоискатель-то?.. Все равно бы достала. Это как раз не проблема. Да и креста на нем не было…

– Ты боишься креста?

– Не то чтобы очень. Однако все ж таки опасаюсь. Мешает он.

– Ну а второй, фамилия которого Молчановский. Он же вроде богатый. Чем не муж?

– Это который в своем доме жил? Он – бандит. А у бандита век короток. Сегодня жив, завтра убили. Тоже не подходил. Хотя у него намерения имелись самые серьезные. Вот и поплатился. Туда ему и дорога. Знаешь, сколько на нем человеческих жизней висело? Ого-го! Только он мальчишку моего маленько покалечил. Пальчики ему пообрубал. Ну, да ладно. Что тебя, юноша, еще интересует?

– Можно ли избавиться от твоей опеки? – напрямик спросил Жюль Верн.

– Ой, какой быстрый! – засмеялась баронесса. – Все знать хочешь. Нет, добрый молодец, этого я тебе сказать не могу.

– Значит, все-таки можно, если говорить боишься?

– Но зачем избавляться от моей опеки, как ты выразился? Я же Вере только добра желаю. Выйдет за богатого да родовитого, как сыр в масле кататься будет. Чем ее этот Павел Борисович не устраивает? Не понимаю! Красивый, непьющий… Карьеру вон как споро делает. И ее уже облагодетельствовать успел. Чин немедленно предложил. Газетой руководить наша Вера будет. Когда бы еще она до подобной должности доросла? Да никогда! Так бы и читала полосы до скончания своего. И мужа бы ей никто не послал. Осталась бы вековушей. А так я ее в люди выведу.

– Вас ведь величают Амалией фон Торн? – неожиданно перевел разговор молодой человек.

– Несомненно.

– А можно вас увидеть?

– Отчего же нет. Покажусь, раз узреть желаешь. Мой час еще не закончился.

– Ваш час? То есть вы хотите сказать, что можете являться не в любое время?

– Несомненно. Я могу являться людям только в определенное время. До первых петухов.

– До первых петухов – это до какого же часа?

– Ничего-то вы, нынешние, не знаете. Первые петухи поют сразу после полуночи. Вот как кочет заголосит, так мой час, час мертвецов, и кончается.

– А днем вы являться не можете?

– Увы. Не все мне подвластно.

– И разговоры вести Вериными устами не можете?

– При свете дня она сама себе госпожа.

– Понятно. Ну, так явитесь.

– Зри, коли желаешь.

И тут Жюль Верн увидел подлинное лицо своей собеседницы. Описывать ее нет смысла, поскольку читатель давно знаком с обликом Амалии, однако внешний вид баронессы фон Торн произвел на Жюля Верна значительно более сильное впечатление, чем разговор с ней. Нужно прямо сказать: до тех пор молодой человек так до конца и не верил, что ведет беседу с призраком. Жюлю Верну казалось: это Вера морочит ему голову. Каким уж образом – с помощью чревовещания, а то и телепатии, – оставалось загадкой, но полной уверенности в подлинности происходящего у него не было. И вот теперь…

– Ну, как, хороша я? – самодовольно поинтересовалась баронесса.

Жюль Верн еще раз взглянул на роскошные волнистые волосы, на сверкающие в полумраке глаза. Ему оставалось только согласиться.

– Есть на что посмотреть. Согласись!