Мы сделали крюк, чтобы не проезжать мимо бара «Солара».

— Мне плевать, что нас увидит Марчелло, — сказал Стефано без малейшего бахвальства. — Но раз тебе не все равно, пожалуйста, объедем.

Мы миновали туннель и выехали на Морскую. Я напомнила Лиле, как мы с ней много лет назад шли этой дорогой и попали под ливень; она улыбнулась. Стефано заинтересовало, что это за история. Пока мы, смеясь и перебивая друг друга, в подробностях рассказывали ему, как это было, сами не заметили, как добрались до Гранили.

— Ну как вам? Быстро бегает?

— Очень быстро! — сказала я с восхищением.

Лила ничего не ответила. Она все смотрела вокруг, иногда трогая меня за плечо, чтобы показать обветшавшие дома и оборванцев, которых мы обгоняли, как будто пыталась внушить мне какую-то мысль, которую я должна была понять с полунамека. Потом она неожиданно серьезным тоном спросила Стефано:

— Ты и правда не такой?

Он поискал взглядом ее взгляд в зеркале заднего вида.

— Не такой, как кто?

— Сам знаешь.

Он не сразу ответил.

— Хочешь, чтобы я сказал тебе правду? — спросил он на диалекте.

— Да.

— Надеюсь, что не такой, а там как получится.

Тут я поняла, что Лила многое от меня утаила. Ее слова доказывали, что их со Стефано что-то связывает, что они и раньше вели между собой разговоры и обсуждали совсем не шуточные вещи. Что я пропустила, пока загорала на Искье? Я обернулась и посмотрела на Лилу: она казалась задумчивой. Неужели сказанное Стефано расстроило ее своей неопределенностью? Она щурилась от солнца; ветер плотно прижимал ткань платья к ее груди, подчеркивая линии.

— Здесь еще беднее, чем у нас, — сказала она и вдруг ни с того ни с сего засмеялась: — Не думай, что я забыла, как ты хотел проткнуть мне язык!

Стефано кивнул:

— То были другие времена.

— Трус — он всегда трус; ты же был в два раза больше меня!

Он смущенно улыбнулся, молча надавил на газ и свернул к порту. Поездка не заняла и получаса, а час спустя мы вернулись назад через Реттифило и площадь Гарибальди.

— У твоего брата что-то с головой, — сказал Стефано, когда мы въезжали в свой квартал. Он снова нашел взглядом глаза Лилы в зеркале заднего вида и спросил: — Ботинки в витрине — те самые, которые вы сшили?

— Откуда ты знаешь про ботинки?

— Рино только о них и говорит.

— И как тебе?

— Очень красивые.

Она прищурилась сильнее, почти совсем закрыв глаза.

— Тогда купи их, — сказала она вызывающе.

— Почем продаете?

— Спроси у отца.

Стефано решительно крутанул руль — меня аж прижало к окну, — и мы развернулись в сторону мастерской.

— Ты куда? — забеспокоилась Лила.

— Ботинки покупать.

37

Стефано остановился напротив мастерской, вышел, открыл мне дверцу, подал руку и помог выйти. За Лилой он ухаживать не стал: она выбралась из машины сама и чуть от нас отстала. Мы со Стефано подошли к витрине. Из-за окна на нас сердито, но с любопытством смотрели Рино и Фернандо.

Лила догнала нас, Стефано открыл дверь и пропустил меня вперед. Перед Лилой он дверь держать не стал и зашел в мастерскую. Вежливо поздоровался с отцом и сыном и попросил показать ботинки. Рино принес их. Стефано внимательно оглядел оба и похвалил:

— Легкие, но прочные. И фасон удачный. Что скажешь, Лену́?

— Очень красивые, — ответила я, окончательно сбитая с толку.

Он повернулся к Фернандо:

— Ваша дочь сказала, что вы все трое долго работали над ними и что планируете шить и другую обувь, женскую.

— Так и есть, — сказал Рино, с изумлением глядя на сестру.

— Ну да, — растерянно подтвердил Фернандо. — Но не сейчас.

— А нельзя ли взглянуть на какие-нибудь эскизы? У вас ведь есть эскизы?

Рино изменился в лице: испугался, что сестра откажется, но на всякий случай сказал:

— Покажи рисунки.

Лила продолжала его удивлять: без всяких возражений пошла в подсобку, принесла рисунки и протянула брату, который вручил их Стефано. Там были все ее модели, придуманные почти два года назад.

Стефано показал мне рисунок женских туфель на высоком каблуке.

— Ты бы такие купила?

— Конечно.

Он снова стал рассматривать рисунки. Затем сел на табуретку и снял правый ботинок.

— Какой это размер?

— Сорок третий, но подойдут и на сорок четвертый, — соврал Рино.

Лила, продолжая изумлять нас, взяла обувной рожок, опустилась перед Стефано на колени и помогла ему обуть ногу в новый ботинок. Затем сняла с него второй и повторила операцию.

Стефано, до того изображавший решительного делового человека, заметно волновался. Он подождал, пока Лила поднимется, и еще несколько секунд сидел, переводя дыхание. Потом встал и прошелся.

— Тесноваты, — сказал он.

Рино разочарованно нахмурился.

— Можем чуть растянуть на специальной машине, — неуверенно вмешался Фернандо.

Стефано посмотрел на меня и спросил:

— Как они на мне?

— Хорошо, — сказала я.

— Тогда я их беру.

Фернандо хранил невозмутимость, зато Рино сиял:

— Только смотри, Стэ́, это эксклюзивная модель «Черулло». Они недешевые.

Стефано по-дружески улыбнулся и сказал:

— Как ты думаешь, если бы это не была эксклюзивная модель «Черулло», стал бы я их брать? Когда будут готовы?

Рино, не скрывая радости, смотрел на отца.

— Подержим в машине дня три, — решил Фернандо. Он мог бы назвать срок и в десять, и в двадцать дней, и в месяц, лишь бы потянуть время и свыкнуться с новостью.

— Отлично. Определитесь пока с ценой, чтобы меня тоже устроила, а через три дня я за ними зайду.

Он у нас на глазах сложил рисунки и убрал их в карман. Затем пожал руку Фернандо и Рино и направился к двери.

— А рисунки? — холодно спросила Лила.

— Я верну их тебе через три дня, хорошо? — дружелюбно сказал Стефано и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Пропустил меня вперед и вышел следом.

Я уже сидела рядом с ним в машине, когда из мастерской выбежала Лила. Она была в бешенстве:

— Ты что, думаешь, мой отец идиот? И брат идиот?

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты вздумал перед нами паясничать, то не на тех напал.