Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Батюшка?
– Да уж не матушка. Увидите.
– Правильно ли я понял: вы предлагаете похитить человека и оправдываете это какой-то мистикой? – ледяным тоном уточнил Редька.
– Не верите – и не надо. Идите домой. А мы рискнем. Что, кто-нибудь знает другие варианты?
– П-попытка не п-пытка, – подтвердил Пухов.
– А как быть с остальными, когда главного захватим?
– Обезвредить.
– Ничего не надо делать. Пугнем – сами разбегутся.
– А я говорю: надо обес… обезвредить. Путем закапывания по шею в пе… песок. И оставить так до приезда ми… милиции.
Слабые протесты Беды и Вали потонули в одобрительных криках:
– Правильно, закопать!
– И чтобы б-ботвой шевелили!
– Всё! – завершил дискуссию председатель. – Потом решим, когда пленных возьмем. Собираем все легкое оружие и по команде «В атаку!» выдвигаемся из центрального входа. Готовность десять минут!
* * *
Хушисты тем временем наслаждались первым днем лета: расположившись на песочке в чем мать родила, они прихлебывали пивко, резвились и отпускали шуточки по адресу загнанных в крепость художников. Жизнь окончательно наладилась, всем было весело. Один только Тереша Гаджет сидел в сторонке, одетый и безучастный, уткнувшись в свой планшет. Он, по-видимому, монтировал какое-то видео и так увлекся, что подчас даже забывался: повторял вслух чьи-то речи, звучавшие у него в наушниках, и негромко рычал.
Памятник демону второй категории всем очень понравился, а идея изгнания беса при помощи дубины вызвала настоящий восторг. Первым охряпник опробовал сам Кондрат, а потом по очереди отметились все хушисты. Желающих повторить было так много, что возникла потасовка, и Синькину пришлось ввести твердое правило: монумент имел право огреть дубиной только тот член ХУШО, который собирался тут же нырнуть в воду. После этого звонкие удары и веселые всплески не прекращались минут десять.
Вскоре все устали, успокоились и улеглись загорать. Ничто не нарушало идиллии. Легчайший бриз ласково овевал белопопые тела актуальных художников, благоухала сирень и плескался по ветру золотистый флажок над белым зданием ПДХ.
На противоположной стороне озера, на пригорке, уже получившем название «Гора Объявлений», или «Синай», красовались красные фанерные буквы: «САНИТАРНЫЙ ДЕНЬ». Эту надпись Кондрат распорядился установить перед самым захватом пляжа, объяснив, что отныне намерен общаться с членами Союза только посредством скрижалей.
– Ты что, Саваоф? – недоумевал Азефушка, развалившийся рядом с хозяином на песочке у самой воды. – Чего емелю-то не послать? Сам же говорил, что они компьютеры освоили.
– Ничего они там не освоили, – лениво отвечал арт-директор. – Просто слухи какие-то дошли сарафанным путем. Если бы редьки действительно освоили компьютер, то они докопались бы до интернет-архива «Искусство разрушения», и тогда никто из них со мной вообще разговаривать бы не стал.
Азефушка погладил свой тугой животик и сказал раздумчиво:
– Все бы тебе, Кондраша, разрушать да разжигать. Нет чтобы будущим озаботиться.
– Каким еще будущим? – покосился на него шеф.
– А наиближайшим – о молодом поколении подумать. Вот мы с Вадиком день и ночь о нем думаем.
И он показал на торчащий неподалеку из песка лысый шар – голову Бесполо.
– Вадик, он учащую молодежь окучивает, – продолжал Азефушка, – а я, как всегда, в гуще народной: на мне вся заречная гопота.
– И как?
– Успешно. С одной половиной закорешился, с другой – зафрендовался.
– Умница, – одобрил шеф. – И заборы я видел, намазано классно. Продолжайте в том же духе, ветер вам в спину.
– Да где продолжать-то, где?! Уже во всем городе живого места не осталось.
– Понял. Ты, Егорка, главное – не волнуйся. Завтра скажу губеру, чтоб обеспечил вас вертикальными площадками для дальнейшего самовыражения.
– Да где он их возьмет, твой губер, когда все закрашено?
– Ты не волнуйся. Новые заборы велит поставить, специально для вас.
– За это спасибо, конечно, – покивал Азефушка, – да только маловато нам уже одних заборов. Молодежь кипит, Кондраша. Ты сам прикинь: сколько у нас сил уходит, чтобы ребят от хулиганских действий удержать, а? И все равно проходу по проспекту Ленина опять не стало.
– Ну и что делать?
– Канализировать энергию. Молодежь к делу пристраивать, накал страстей снижать.
Тут разговор прервался: у Синькина зазвонил телефон.
– Да! Да! Да! Да, из «Фигаро». Жан-Мишель Бабия. Ба-би-я. Ударение на заднем слоге. Что? А ты как думал? Еще какой! Мало ли чего ты не любишь. Короче, слушай команду: предлагать пять, соглашаться на десять. Нет, больше бюджет не выдержит. Мне еще школу открывать. Пока, оревуар!
Кондрат сунул аппарат в карман и снова обратился к Азефушке.
– Вот и начнем на следующей неделе канализировать. Все документы на учебное заведение уже утверждены. И ровно через две недели Высшая Школа Изящного Арта гостеприимно распахнет двери заречной гопоте. Нам бы только вступительные экзамены провести – вот это я как раз вам с Вадиком и поручу. Кстати, и ты, Коленька, включайся, – обратился он к Коле Убей Мозги, который тихо сидел на постаменте памятника вождю и грыз свою кость. – Как тебе школьный проект? Готов участвовать?
Коля Убей Мозги вынул кость изо рта и кивнул по-деловому.
– Вот и славно. А бухать кончайте. Довольно безумств, воскликнула миледи. Редьки, похоже, и так уже все в этой жизни поняли.
С этими словами Кондрат лениво поднялся, взял дубину, еще раз с удовольствием окинул взором собственный монумент и огрел его по рогам.
Не успел он нырнуть и вынырнуть, как из ПДХ донесся боевой клич, раскатились в стороны сложенные у входа покрышки, и к озеру ринулись так ничего и не понявшие в этой жизни редьки.
Мигом оценив численное превосходство художников традиционной ориентации, хушисты попрыгали в воду. Сопротивление вознамерилась оказать одна только Малаша: могучим рывком она оторвала охряпник от цепи на пьедестале, сплюнула и встала на пути атакующих в позу девушки с веслом. Азефушка и Бесполо попытались спихнуть ее в озеро, но могучая амазонка чуть двинула локтями, и спасители разлетелись в стороны, как кегли.
Группу захвата возглавлял Беда Отмух с арканом в руке. Он несся вперед со всех ног, ни на кого не глядя. Следом, как оруженосец, поспешал Валя, волоча за собой запасные веревки.
Завидев Малашу, Валя предостерегающе вскрикнул. Беда притормозил – и замер с открытым ртом. Зрелище бывшей возлюбленной во всей рубенсовской красе и с дубиной в руках было столь невероятным, что Беда решил: начались боевые галлюцинации.
Он поднял руку протереть глаза – и тут его накрыл удар охряпником.