Украдкой посмотрела на мужчину. Странно. Такой виноватый взгляд. Прямо хочется посочувствовать человеку, как будто у него горе случилось.

Разворачиваюсь и выхожу из кухни.

– Юля. Ты вся вымокла.

Само внимание! Ну надо же!

– Странно, что ты заметил.

– Пойдём, ты переоденешься. И…

– Что и?

– Можно тебя на пару слов?

– Я передала информацию Алексею, как ты велел. Каким числом писать заявление на увольнение? – мне сегодня уже позвонили из отдела кадров и продиктовали условие: увольнение или перевод, а я даже выбирать не стала. – И на чьё имя? Ты же вроде как ещё генеральный?

– Давай рабочие моменты обсудим потом?

– А когда же? Когда я завтра приду на работу, а мне объявят, что мой пропуск заблокирован?

Да грубо! Но на сердце не легче. Обиднее всего, что в душе я уже согласилась переехать и сама хочу быть рядом с этим человеком.

Отвернулась, не дожидаясь ответа, и направилась в ванную за полотенцем. Не дошла буквально пару шагов, как почувствовала, что чьи-то сильные руки меня удержали, не дав спрятаться в одиночестве и окружении холодного кафеля, развернули лицом к мужчине и притянули ближе.

Меня обожгло горячее, спокойное дыхание. Глеб прижал меня к стене и нежно коснулся губами сначала моего лба, потом носа, потом щеки, потом губ…

– Я знаю, что тебе неприятно. Но я не мог сказать. И у меня на всё это есть причины.

– Позволь, я хотя бы волосы высушу, раз уж ты отказываешься делиться этим со мной.

Глеб отодвинул меня в сторону, протиснулся в ванную комнату и тут же вернулся обратно уже с полотенцем; схватив меня за руку, направился в мою комнату.

После того, как Солнцев запер дверь, он накинул полотенце мне на голову, старательно растирая длинные пряди между ладонями.

– Между прочим, это портит структуру волос.

– Что именно?

– То, что ты ломаешь их о свои ладони.

Глеб замер на секунду, а когда оттаял, отдал полотенце мне.

– Юля. Предложение от французов необходимо было держать в тайне. Иначе начали бы вставлять палки в колеса.

– Но Расторгуев-то знал. Значит, не такая уж это и тайна.

– Потому что я просил помощи у его отца. Там ведь тоже не всё так гладко. Не все хотят видеть в руководителях иностранца. Поэтому пришлось полететь, познакомиться с теми, кто может повлиять на подобное решение, окунуться в рабочую обстановку, обсудить дальнейшие планы. Если бы я рассказал заранее, и всё бы сорвалось, как бы это выглядело?

– Мне было бы без разницы, как бы это выглядело.

– А мне нет. Это считалось бы неудачей. А неудачнику рядом с тобой не место. И я хочу, чтобы в дальнейшем мы не ездили друг к другу в гости, а жили бы вместе, нормальной обычной семьей. А для этого мне нужно было очень быстро действовать, а не рассуждать и ждать у моря погоды. И да, я, разумеется, стал тебя уговаривать, потому что и сам понимаю, что тебе сложно. Но я искренне считал, что так будет лучше не только для нас, но и для Гриши, тем более что он и сам хочет попробовать. Про беспредел на работе я тоже не мог ничего сказать. Не нужна тебе лишняя информация. Рассорились учредители… потому что они в один момент решили, что управление на фирме никуда не годится, что у нас слишком большие расходы, а они не дополучают денег, и стали отказываться от крупных вложений в разработки и притормаживать крупные проекты. Например, испанский проект Вики. Помнишь? Меня заставили его отклонить, как бы я ни брыкался, потому что там изначально не было выгоды, а на перспективы они и не смотрят. И Вике я этого сказать не мог. На тот момент, мы считали, что кто-то подстрекает верхушку. Но потом поняли, что люди, привыкшие беспрестанно отдыхать на курортах и никогда не интересовавшиеся бухгалтерией и аналитикой, просто безалаберно влезли в цифры, в которых сами ничего не понимают. Отец Расторгуева тоже один из учредителей. Но он всегда был рабочей лошадкой, а остальные просто числились по бумаге. В итоге каждый начал тянуть одеяло на себя. Основная верхушка стала абсолютно безграмотным взглядом влезать в налоги, прибыль, распределение дивидендов, выгоду от инвестиционных проектов, и учредители решили, что их обворовывают. Они посчитали, что самостоятельно смогут управлять лучше, принимать более правильные решения и ставить своих людей, которые даже пискнуть не могут без разрешения. И я знал, что Алексея готовят личным ассистентом, потому что он давно уже стал в рот заглядывать будущему генеральному, который уже сейчас сидит и занимается полным бредом. Но не стал тебе всего этого говорить. Зачем, Юля? Да, я заранее был информирован. Я могу извиниться, но искренне считаю, что не за чем тебе было переживать из-за таких мелочей. Юля это всё мои проблемы, и тебя они ни за что не должны касаться, тем более твоего спокойствия. И ещё, признаюсь, я боялся, что если ты узнаешь об увольнении заранее, то найдёшь достойную работу, из-за которой не решишься поехать со мной. Да, возможно, я эгоист, но я думал не только о себе, пойми.

Конечно, он не эгоист…

– Я рассказал тебе все как есть и заодно своё отношение к некоторым вопросам, – мужчина приблизился вплотную и положил ладони на мои плечи. – А теперь, будь добра, поведай и ты мне, почему утром настолько резко отреагировала и не захотела больше ничего обсуждать.

Смотрю в его глаза цвета хмурого неба и понимаю, что слова застряли в горле. Потому что Глеб по-мужски прав. Он на самом деле не хотел грузить меня рабочими головняками, решил поберечь мои нервы, зная, что я буду сопереживать любым его неприятностям. Да и разве он мог предложить мне что-то серьёзное, зная, что совсем скоро ему придётся покинуть страну, а для того, чтобы я последовала за ним нужно очень серьёзно потрудиться и, как минимум решить для себя, хочет ли он видеть меня рядом и дальше или нет.

Отвечаю спокойно, тихим размеренным тоном.

– Глеб, я понимаю, что ты прав во многом. И теперь ясно вижу, что утром повела себя излишне эмоционально и, возможно, сказала что-то обидное. Но… – дальше сдерживаться стало очень сложно. – Ты пойми! Мне иногда так не хватает твоих эмоций! Мне кажется, что ты замыкаешься, отворачиваешься и не хочешь делиться своими мыслями и чувствами ко мне! Порой кажется, что тебе проще одному, ты не хочешь обнажать душу и подпускать кого-то к себе слишком близко! А я хочу быть близко, Глеб! Я хочу слышать от тебя всякую сентиментальную чушь! Я понимаю, тебе это может казаться смешным, но для меня это важно! Я хочу, чтобы ты делился своими проблемами, а не бесконечно взваливал всё на себя. Ты пойми, я ведь не собираюсь принимать участие в твоих рабочих вопросах, я просто смогу поддержать тебя в трудную минуту и выслушать все твои сомнения. И меня пугает тот факт, что ты привык любые неприятности переваривать внутри, а снаружи улыбаться, как ни в чём не бывало. Мне тяжело, когда ты закрываешься! Глеб, я хочу любить тебя ответно, чтобы ты точно так же не закрылся потом от меня, иначе я просто сломаюсь там, в чужой стране, пусть и прекрасной…