– Вместо этого вы предпочли взять в свой дом женщину, которую до этого и в глаза не видели, и стали выдавать за свою молодую герцогиню. – Ханна горько улыбнулась.

– Да.

– Дэвид был бы очень доволен, – продолжала она, смущенная тем, как на нее смотрит Маркус. – Он бы оценил вашу шутку!

Казалось, слова Ханны оскорбили Маркуса. Его взгляд сделался суровым. Но гнев тут же рассеялся, на лице появилась улыбка.

– Вы совершенно правы. – Улыбка стала шире. Кажется, он даже смутился, и Ханна была потрясена этой переменой. – Мне не приходило в голову! – Герцог покачал головой. – Итак, я ничем не лучше Дэвида. Я правильно вас понял?

Нет, с болью в сердце подумала она. Вы гораздо, гораздо лучше! Дэвид совершил подлость, а его брат рискнул своим положением, чтобы возместить ущерб – не ради себя, но ради Розалинды и Селии, а также ради самого Дэвида и даже ради Ханны с дочерью. Маскарад принес ему массу неудобств и лишние расходы. Люди думают, будто его окрутила бедная некрасивая деревенская вдова. Его изводит Розалинда, которая хочет, чтобы Маркус был заботливым мужем. Да и Ханна так запутала его положение – хуже, чем если бы в самом деле была его женой.

– Но и не хуже, – ответила она, стараясь сохранять легкий дружеский тон. То, о чем Ханна сейчас подумала, должно остаться при ней.

– Вы снимаете камень с моей души. – Эксетер снова улыбнулся – сердце Ханны так и подскочило от радости. – Теперь могу ли я, в свою очередь, спросить вас кое о чем? Почему – простите мою бесцеремонность – вы согласились на мое предложение?

Она не спеша наполнила чаем свою чашку, бросила кусочек сахару и тщательно размешала. Ханна могла бы ответить – быстро, шутливо или честно – решила быть честной.

– Вы обещали дать Молли приданое. Значит, ей никогда не придется выходить замуж только для того, чтобы спасти себя. Вы обещали ей сезон в Лондоне, поэтому ей не придется искать мужа в сельской глуши. В мире так много всего, чего я никогда не смогла бы дать ей, оставаясь в Мидлборо. Но с вашей помощью смогу.

– Вот как? – Он задумчиво посмотрел на нее. – В таком случае мы с вами оба стали мучениками во имя своей семьи.

– Ну, гореть на костре и быть герцогиней – совсем не одно и то же, – возразила Ханна. – Я совершенно точно не мученица. А вот вы действительно пострадали за других.

Маркус внимательно посмотрел на нее. Она дорого бы дала, чтобы знать, о чем он думает. Дерзость вам идет, сказал он ей как-то.

– Что ж! – воскликнула Ханна, вставая из-за стола. – Позвольте, я все уберу. Уже поздно. – Она взяла чашки, не зная, чего ей хочется больше: чтобы он ушел или чтобы остался? Маркус решил остаться.

Когда Ханна поставила на полку вымытые чашки, он все еще стоял возле стола. Неуверенно улыбнувшись под его пристальным взглядом, она погасила пальцами свечу – просто по привычке – и тут же пожалела об этом. Разумеется, герцогу Эксетеру нет нужды экономить на свечах. Он может сжечь канделябр, чтобы осветить себе путь до спальни. Зато в темноте ей было спокойнее. Поэтому Ханна промолчала и прошмыгнула мимо Маркуса в дверь, которую он предупредительно распахнул.

Герцог шагал рядом с Ханной, избегая к ней прикасаться, – и все-таки так близко! Полы ее халата развевались, задевая его ноги. А ведь под халатом на ней только ночная сорочка, мелькнула у Ханны шальная мысль, и ее самообладание дало очередную трещину. Чай должен был согреть и снять напряжение, однако она испытывала только непонятное смущение. Господи, что же с ней происходит?!

И тут он ей улыбнулся. Ханна несмело улыбнулась в ответ и быстро отвела взгляд. Слава Богу, в коридоре было почти темно. Надо надеяться, он не заметил, как она покраснела.

Герцог был очень красив в своей привычной маске холодного отчуждения. Но стоило ему улыбнуться – и у нее подгибались колени. Этого Ханна не предвидела. Она хотела только внести нотку сердечности в их разговор. Ощущать тревогу, которая снедала душу, в ее планы вовсе не входило.

Не так важно, что ее тянет к нему, а его к ней. Слишком они разные – и по положению, и по опыту прошлой жизни. Поэтому все, что происходит сейчас, – только пьеса в любительском театре – ничего больше.

Они шли темным коридором, и Маркус был рад молчанию Ханны. Их ночной разговор отозвался в нем глубоким смятением. Ее приглашение на чай удивило. Но ему так не хотелось, чтобы их посиделки когда-нибудь подошли к концу… Последнее стало для него настоящим шоком. Он мог бы поклясться, что у них нет ничего общего, а оказалось, впервые в жизни, сколько он себя помнил, нашелся человек, который его понимал. Это было невероятно, даже пугающе; но сопротивляться возникшему ощущению он не мог.

Вот в чем беда, решил Эксетер: он обнаружил в этой женщине столько достоинств, что уже не мог перед ней устоять. Она не была ему женой. То, что он старался быть добрым и понимающим, еще не давало ему право ее соблазнять. Маркус хотел ее, но не мог получить.

Как правило, он знал, чего хотят от него женщины и чего он сам хочет от них. Так было со всеми, но не с Ханной. Если он проведет с ней ночь, это, возможно, станет лишь началом того, что ему так необходимо. Но чем больше сопротивлялся Маркус собственным желаниям, тем сильнее они его одолевали. И вот уже душа его разрывалась от ярости неутоленной страсти, доводя до отчаяния.

Какую меру боли он испытает, если воспользуется ею, а потом потеряет? Или еще хуже: поддавшись соблазну, Ханна решит покинуть его немедленно? Уж лучше ничего не предпринимать – ради блага обоих. Иногда лучше не знать, что теряешь.

Он услышал слабый шорох, когда они были уже на лестнице. Странно: слуги не разгуливали по дому среди ночи. Наверное, это Селия или Розалинда, проснувшись, пробирается в библиотеку за книгой. Но, кто бы это ни был, лампу он не зажигал.

Вдруг Маркус насторожился и замер. Что-то в мелькнувшей фигуре было не так. Крадучись – вот как она двигалась! Рядом с ним Ханна сделала шаг-другой, пока не поняла, что герцог остановился. Она тоже остановилась.

С быстротой молнии Маркус схватил ее за талию, свободной рукой зажал рот. Ханна попыталась вырваться, начала отбиваться, сдавленно вскрикнув.

– Тихо, – шепнул он ей на ухо, и она замерла.

Тем временем, пока Эксетер пытался рассмотреть или расслышать хоть что-нибудь, тихо скрипнули петли открываемой двери. Маркус пристально всматривался в темноту: этот звук был ему знаком. Дверь его кабинета, тяжелая, дубовая, не открывалась бесшумно, хотя прилежные слуги не жалели масла на смазку петель.

Увлекая за собой Ханну, герцог сделал несколько шагов вправо. Они укрылись под лестницей, откуда отлично просматривался вход в кабинет.

Ждали несколько минут, не шевелясь и едва дыша. Выходи же, молча уговаривал Маркус незваного гостя. Выходи и покажись! Кому могло понадобиться входить в его кабинет в такой поздний час? Вор вряд ли стал бы разгуливать по дому. Значит, завелся шпион! Может быть, это и был тот кусочек, который ему так необходим, чтобы сложить картинку? Последний секрет, с помощью которого откроется весь заговор?