Снова тихо скрипнула дверь. Кто-то выскользнул в коридор, притворив за собой дверь. Маленькая фигурка направилась в холл, ступая бесшумно, как и раньше, но теперь Эксетер мог видеть лицо посетителя.

Это была Лили.

Маркус почувствовал, как под нажимом его ладони ахнула Ханна: она тоже узнала свою камеристку, удивившись не меньше его самого. Уж кого-кого, но Лили он никак не ожидал увидеть. Однако сомнений не было. Девушка торопилась выйти на лестницу, предназначенную для прислуги. Неужели Лили подослана в его дом с какой-то неведомой целью? Но она работала у него уже много лет! Горничную для молодой герцогини выбирали только из числа доверенных и проверенных служанок. Миссис Поттс лично рекомендовала Лили.

Маркус посмотрел на Ханну, которая затихла в его объятиях. Она подняла голову, в глазах читался вопрос. До него вдруг дошло, как сильно он прижал ее к себе, ощущая сквозь тонкий шелк ночной сорочки и халата тепло ее податливого тела. И зачем только он дал себе обещание не прикасаться к ней?

Ханна видела, как переменилось его лицо. Она изумилась, когда герцог крепко обнял ее увлек под лестницу. Но потом увидела Лили и поняла, что дело не в том, что Эксетера обуял любовный пыл. Странно было видеть, как горничная шныряет по дому после полуночи. Лили наверняка знает, что одного этого достаточно, чтобы ей дали расчет. Мало того, она вошла в кабинет хозяина – наверняка что-то затеяла…

Но когда герцог убрал ладонь, зажимающую ей рот, Ханна поняла, что думает он вовсе не о Лили. В его глазах она видела не гнев, а голод. Его пальцы коснулись ее подбородка, приподнимая лицо, и на этот раз Ханна не произнесла ни слова.

Его губы медленно, осторожно коснулись ее губ. Она задержала дыхание, не осмеливаясь пошевелиться. Ей хотелось забыть об осторожности, поцеловать его в ответ и не думать о последствиях. И в то же время в ней нарастал протест – суровое предупреждение, что ее сердце будет неминуемо разбито. Вот только протест звучал все тише и тише.

Ханна смотрела ему в глаза, темные и загадочные, и ее сердце гулко билось в груди. Ни он, ни она не двигались, но потом он убрал ладонь от ее лица. И рука уже не сжимала талию так крепко…

– Не надо, – шепнула Ханна, прежде чем успела себя сдержать, но обвила руками его шею, не желая отпускать. И сама поцеловала Эксетера – поцеловала по-настоящему. Сжав ее в объятиях, Маркус ответил на поцелуй, напористо и жарко, уступая наконец силе столь старательно сдерживаемой страсти.

Прикосновение его губ, всего минуту назад такое осторожное, сделалось властным и требовательным. Ханна не сопротивлялась. На его губах был вкус сладкого чая и бренди. Маркус целовал ее так, как будто ждал этого поцелуя всю жизнь.

Он отодвинул тонкий шелк халата, потянул вниз вырез ночной сорочки, чтобы погладить обнаженное плечо, скользнул ладонью вверх по шее, в густую массу волос, остановился на затылке, прижимая голову так, чтобы было удобнее накрыть ее губы жадным поцелуем. Его прикосновения разжигали огонь во всем ее теле.

Очутиться в его объятиях казалось Ханне самым естественным и правильным. Хотя как раз это и было совсем неправильно! Только ей уже все равно. По крайней мере, так было честно – после стольких недель сплошной лжи и притворства. Хорошо бы не лгать хотя бы самой себе.

Когда руки герцога скользнули вниз по ее спине и бедра ощутили физическое доказательство серьезности его намерений, Ханна запрокинула голову – она сдалась, уступила, едва не умоляла о новом поцелуе.

Маркус поднял голову, взглядом ища диван, стул, стол – что угодно. В его объятиях была теплая, жаждущая любви женщина, и он больше не мог противиться страстному желанию. Тело сводило сладостной мукой, а душа ликовала. Она была его…

Господи, о чем он думает? Он ей не муж, всего лишь исполняет роль мужа и не имеет права просить ее об этом и даже принимать, если она предложит сама. Предложит ли? Маркус стоял, крепко сжимая Ханну в объятиях, и пытался отогнать эту совсем не нужную сейчас мысль. Даже если она пригласит его в свою спальню и снова скажет «не надо» этим взволнованным, срывающимся шепотом, долг чести и чувство приличия заставит его сказать «нет».

И впервые за все время закралась мысль: а если Ханна согласится остаться и после того, как завершится лондонский сезон? В конце концов, вся Англия уверена, что они женаты. Он исполнял роль ее мужа – за одним немаловажным исключением – и находил это занятие не столь уж обременительным. Ему даже нравилось. С ней было приятно поболтать, когда ему приходила охота общаться. Ханна не трещала без умолку, когда ему хотелось побыть в тишине. Конечно, она и понятия не имела, как вести такой большой дом, как у него. Но эта женщина была практична и умна, а с его хозяйством отлично управлялся Харпер. Мачеха ее полюбила, сестра обожала, а он сам…

Маркус не позволил себе развивать эту мысль. Да, он ее хотел, и она ему нравилась. Достаточная ли это причина, чтобы мнимый брак превратился в настоящий? Если он уступит страсти, она, возможно, понесет ребенка. Его ребенка, сына, наследника. И следующий герцог Эксетер будет внуком фермера?! Ну а первый-то герцог был простым солдатом. А все последующие Эксетеры, являясь землевладельцами, в каком-то смысле оставались фермерами. По крайней мере, у ребенка была бы хорошая мать.

Однако он должен думать о будущем своего герцогского рода. Целая жизнь неукоснительного следования долгу и чести против одной ночи страсти – нет, это невозможно. Сейчас, сгорая от вожделения, он не может решать такие вопросы. Утро все расставит по своим местам, вернет ему способность рассуждать здраво и хладнокровно.

А что касается Ханны… С его стороны будет несправедливым навязывать ей жизнь, которая ей, вероятно, не подходит. Он уже увлек ее в ловушку, нисколько не заботясь о чувствах женщины. А ведь она могла просто возненавидеть его за это. Однако теперь…

Маркус заставил себя сделать глубокий успокаивающий вдох – и разжал объятия.

– Ханна, – сказал он. – Я…

– Тише. – Она коснулась его губ; он почувствовал, как дрожат ее пальцы. – Не нужно.

Эксетер опустил руки. Он был рад, что она его остановила. Маркус даже не знал, что сейчас говорить. Извиниться? Прозвучит неискренне, поскольку он ни о чем не сожалел – ни капли. Сказать, что не видит их общего будущего? Но он только и делал, что пытался это будущее хоть как-то обосновать.

– Что здесь делала Лили? – шепотом спросила Ханна, пытаясь сменить тему и не думать о том, что герцог собирался ей сказать.

Если он считает, что они повели себя глупо, тогда незачем тратить слова, она и так все отлично понимает. Если прозвучит обещание довести дело до конца… Ее сердце пылко забилось в груди. Ханна могла бы сказать «да», и одному Богу известно, каких последствий им тогда ждать.

– Понятия не имею. – Маркус сделал на шаг назад. Бросил взгляд на дверь кабинета и, помолчав, добавил: – Но собираюсь это выяснить.

И бесшумно двинулся по коридору, стараясь держаться в тени. Ханна пошла за ним, шаг в шаг, чувствуя одновременно и облегчение, и досаду. Разумеется, нельзя было позволять ему себя целовать и уж тем более целовать его самой – прямо посреди коридора! Даже если время за полночь и поблизости ни души. Хорошо еще, что он не стал на нее нажимать – в переносном, не в прямом смысле, сказала себе Ханна, чувствуя, как снова сладко замирает сердце. Иначе на что бы она отважилась, будучи явно не в своем уме? Однако инстинкт подсказывал, что сегодня они переступили важную черту – не только здесь, но и на кухне. И с этой ночи – кто знает, вернется ли их жизнь в привычную колею?