— В итоге, когда я почти совсем потеряла волю к жизни, я зачала свое собственное дитя. И оно стало говорить со мной. Оно и назвало это слово: Талтос. Оно назвало свое имя: Эмалеф. Она говорила о временах, которые ее отец не мог помнить. Я сказала ей телепатически, что пусть, когда она родится, ступает в Новый Орлеан, к Михаэлю. Я описала ей дом на Первой улице. Если я умру, она должна была сказать об этом Михаэлю. Мы разговаривали друг с другом в тишине. Лешер ликовал, когда услышал голос. У него скоро появится невеста. Из-за своей радости он смягчился ко мне, и мне удалось бежать. В грязной одежде, я вышла на Хайвэй. Но мне не удалось добраться до дома. Меня нашли в коматозном состоянии в придорожном парке, истекавшую кровью, потому что у меня случился выкидыш. Никто и представить не мог, что я дала жизнь Эмалеф, а она, бедная сирота, оказавшись не в состоянии ни поднять меня, ни выпить моего молока, отправилась пешком в Новый Орлеан.

— Я торопилась домой. В больнице мне вырезали матку, чтобы остановить кровотечение. Возможно, именно это спасло меня от потери сил, что практически оказалось смертельным для Моны. Но мой мозг был варварски истерзан. Я оставалась в глубокой коме. Я лежала внизу, без сознания, а тем временем Лешер, переодетый священником, явился в этот дом и апеллировал к Таламаске и Михаэлю, чтобы ему позволили жить. Разве, в конечном счете, он не ценный экземпляр? Он рассчитывал, что Таламаска вступится за него. Он придумал историю о прошлой жизни. Восхитительно изучать невинность Талтосов. Но Лешер не был невинен. Лешер приносил смерть. Михаэль стал бороться с ним и убил. Так его затянувшееся влияние на семью Мэйфейров подошло к концу.

Я все еще была в коме, когда пришла Эмалеф и дала мне свое целебное молоко.

— Когда я очнулась и увидела дочь Талтоса, которую я родила, и поняла что пью из ее груди, я испытала шок. Это неловкое создание с детским личиком пугало меня. На какой-то момент у меня в голове произошло смещение всяких ориентиров. И вот она я, с которой нянчится существо, будто я беспомощный младенец. Я взяла ружье у кровати. Я убила ее. Я это сделала. Я уничтожила ее. Быстро. И ее не стало.

Она тряхнула головой. Отвернулась, как обычно делают, когда погружаются в прошлое. Вина, потеря… Ее боль не вмещалась в эти слова.

— Этого не должно было случиться, — пробормотала она. — Она же ничего не сделала, только нашла дорогу домой, как я ее научила. Ничего не сделала, кроме того, что вернула меня к сознанию, напоив своим обильным молоком. Еще одна одинокая женщина-Талтос. Какой вред могла она мне причинить? Это была ненависть к Лешеру, затопившая мое сознание. Это было отвращение к чуждому виду и к собственному атавистическому поведению.

— Итак, она умерла, моя девочка. А вот там было две могилы, вот под тем дубом. И я вышла из комы, став сама монстром, и закапала ее. — Она вздохнула. — Моя потерянная девочка, сказала она. — Я предала ее.

Тишина. Даже сад притих. Отдаленный гул проезжавших машин казался таким же естественным, как шорок ветра в ветвях.

Я тонул в грусти Ровен. Глаза Стирлинга были влажными и покраснели, прячась в полутьме, когда он рассматривал Ровен.

Михаэль не произнес ни слова.

Затем очень нежно заговорила Мона.

— Это была проблема Таламаски, — сказала она. — Они должны были разобраться с Талтосами. Некоторые из них пытались взять под контроль Лешера. Они чуть не совершили убийство. Михаэль и Ровен отправились в Европу, чтобы расследовать случаи коррупции в ордене. Они ощущали фамильную связь с Таламаской. Как и все мы. И в это время я поняла, что беременна. Мое дитя вышло из-под контроля. Оно стало разговаривать со мной. Оно сказала, что его зовут Морриган. — Ее голос прервался. — Я была очарована и будто помешалась.

— Я отправилась на юг на плантацию Фонтевро в дом, где жила Долли Джин, и она, а также Мэри Мэйфейр, — моя кузина, моя подруга, впоследствии сбежавшая, — она и Долли Джин помогли мне родить Морриган. Это было действительно, действительно очень больно. Никто, глядя на Морриган, не мог не сказать, что она прекрасна. Она была сияющей, свежей и полной магии.

Долли Джин издала смешок в полусне.

— Она знала о людях абсолютно все, — сказала она. — Настоящая бестия.

— Временами ты любила ее, — сказала Мона. — Ты знаешь.

— Я не говорила, что я ее не любила, — покосившись на Мону, сказала Долли Джин. — Но что бы ты стала делать с тем, кто заявляет, что желает собрать все семейство Мэйфейров и сделать их ходячими детьми? Мне следовало веселиться?

— Она еще только родилась, — мягко сказала Мона. — Она не понимала значения того, что говорила. У нее были мои амбиции, мои мечты.

— Я не знаю, где она, — сказала Ровен своим глубоким искренним голосом. — Я даже не знаю, жива она или мертва.

Мона была глубоко несчастна, но так как я высмеял ее плаксивость, то она с болезненным усилием сдерживала слезы. Я попытался взять ее за руку. Она отпрянула.

— Но ты знаешь Талтоса, который пришел и забрал ее, — сказала Мона Ровен. — Ты могла встретиться с ним в Европе. Он мог услышать историю о твоих скитаниях с Лешером. — Она повернулась ко мне. — Вот что случилось. Он нашел их. Кто-то еще из древних, уцелевших. Он был их другом. Конечно же, они не сказали мне и не сказали Морриган. О да, мы были детьми, они приберегли это для себя! Представь. Кто-то древний. Неужели я не достаточно страдала, что бы мне нельзя было рассказать? И когда он пришел сюда, они позволили ему забрать с собой Морриган.

— Как я могла их остановить? — спросила Ровен. — Ты была с нами, — сказала она Моне. — Морриган обезумела от мужского запаха на их одежде, от подарков, которые мы от них получали. Мы не знаем, почему он пришел. Мы знаем лишь то, что знаешь и ты. Он был в саду. Она выбралась в окно. Она побежала к нему. Их обоих было не остановить. И больше мы их не видели.

— Мона, мы разыскивали его всеми возможными способами, — сказал Михаэль. — На самом деле, ты должна нам верить.

— Мне нужны файлы, — сказала Мона. — Записи. Его имя. Имена его компаньонов в Нью Йорке. Он был богатым и влиятельным мужчиной, этот древний и мудрый. Ты сама говорила.

— Я бы с радостью дала тебе это, — сказала Ровен. — Но, прошу тебя, пойми, он уничтожил следы. Он исчез.

— Если бы вы как следует искали… — с горечью сказала Мона.

— Мона, ты иногда соглашалась с нами, — сказала Ровен. — Мы решили ждать, когда они сами с нами свяжутся. Мы с уважением отнеслись к их желанию быть вместе. Мы не предполагали, что они попросту исчезнут. Мы не могли вообразить себе такое.

— Мы боялись услышать что-нибудь о них, — сказал Михаэль. — Мы не представляли, как они собираются размножаться, или попросту выживать в современном мире. Как Эш сможет их контролировать.

— Эш — так звали мужчину, — сказал я.

— Да, — сказал Михаэль. Его боль становилась очевидной, когда он говорил. — Эш Тэмплетон. Он был древним. Прожил в одиночестве так долго, что невозможно себе представить. Он видел, как вымирало его племя. Это он рассказал нам историю Талтосов. Он считал, что в мире людей Талтосам не выжить. Впрочем, он же видел, как они были сметены с лица земли. Его история была трагичной. Конечно же, когда мы слушали его рассказы, мы не знали о существовании Морриган. Мы оставили Эша в Нью Йорке. Мы полюбили его. Мы расстались настоящими друзьями. А потом мы вернулись домой и обнаружили Морриган.