– Ларцы с украшениями переписать и в казну поместить, оружие в оружейную, иконы и книги христианские сжечь, остальное пусть люди возьмут, кому что необходимо. Слыхал, потерпели в прошлое лето многие кияне от пожара, потому им всё это кстати будет, – кивнул Ольг на кучу всяческого скарба, вынесенного из многочисленных помещений.

– Гляди, княже, а сия книга вроде не греческая, хоть и с крестом! – молвил один из охоронцев, с трудом таща богато обрамлённые кожи.

– Покажи волхву Велесдару, что он скажет.

Молодой волхв поглядел на книгу, полистал страницы и молвил:

– У местных волхвов спросить надобно. Не ведаю я, но сердцем чую, что непростая сия книга.

– А вот ещё находка, на христианскую и на княжескую не похожа, простой амулет какой-то, может, случайно в Аскольдовы вещи попал? – воин показал медную позеленевшую пластинку с каким-то изображением.

– Ну-ка, покажи! – Велесдар взял амулет, потёр его концом шерстяного пояса, и взору предстал восьмилучевый коловрат. – Солнце, наше солнце! – радостно произнёс волхв. – Сие точно Аскольду не принадлежит. Дозволь взять, княже?

Ольг не стал возражать против того, чтобы родичи и сотоварищи бывшего певца Асов и недавнего князя града Киева, погребли его по своим христианским обрядам. Похоронен он был в Угорском урочище, где располагался стан угров при их переселении на Карпаты. Аскольд был в хороших отношениях с их князем Алмошем. В сём месте и обрёл, наконец, вечный покой неугомонный Скальд, и над его могилой впоследствии киевские христиане поставили небольшую деревянную церковь имени святого Николая.

Стали возвращаться изгнанные Скальдом и византийскими епископами волхвы.

Новгородский, а ныне и Киевский князь Ольг тем временем сбирал старост и тиунов и рядил с ними, как далее жить граду, что вперворядь сделать, а что поближе к зиме. Вершили суд княжеский – замеченных в грабежах, убийствах и прочих злодействах сотоварищей Скальда казнили, остальных, кто повинился, простили, а кого изгнали из града навсегда, чтоб бродили они по чужим местам и помнили, сколь тяжек поступок, супротив Рода свершённый. Большая же часть воинов и охоронцев, кто не замечен был в грабежах и насильствах, принесли клятву на верность князю и влились в его дружину.

– Княже, тут хазарские купцы просят принять их, рекут, что желают выразить почтение новому князю, дары принесли, – доложил теремной охоронец, когда Олег возвернулся.

В гридницу гуськом вошли, негромко переговариваясь на арамейском, шестеро купцов в дорогой одежде с жидкими бородами и небольшими шапочками на лысоватых головах. На самом старшем была круглая невысокая каракулевая шапка, несмотря на жаркий день. Купцы, повинуясь жесту князя, уселись на широкой дубовой лаве у стенки.

– С чем пожаловали, почтенные купцы, жалобы какие на людей моих, аль притеснение в торговле вас заставили ко мне обратиться? – Неторопливо и веско обратился князь к посетителям.

– Нет, князь князей, мы не затем пришли, чтобы высказывать мелкие жалобы, хотя нас, людей Авраама, таки каждый обидеть норовит, но мы сегодня не об этом. Мы пришли, чтобы выразить великую нашу радость тем, что отныне киевский стол занят столь достойным и мудрым, столь почтенным и уважаемым средь многих народов владыкой! – Проговорил тот, что в каракулевой круглой шапке.

– Дозволь, Великий князь Ольг, в знак нашего почтения, – подхватил его речь невысокий пожилой купец с наполовину седой бородой, – преподнести тебе наш скромный дар, этот перстень и пояс, сработанные лучшими мастерами востока.

– Благодарю за дары, – молвил Ольг, чувствуя, что не только за этим пришли гости из Хазарии.

– Мы хотим ещё раз выразить своё глубокое уважение к славному владетелю земель Северной и Киевской Руси и готовы служить ему в улаживании любых, может даже очень сложных вопросов, которые могут возникнуть, особенно между Хазарией и Русью, – произнёс на прощанье, когда гости уже встали с лавок, тот, что в каракулевой шапке. А седоватый добавил:

– Любое противоречие между людьми или странами можно решить, умные люди всегда договорятся.

«Купцы-то не простые, коли решать вопросы между Хазарией и Русью берутся», – отметил про себя князь, когда гости потянулись гуськом к выходу.

После разговора осталось у князя некое двойственное впечатление, а он сего не любил, потому призвал ободритского волхва.

– Ты языками разными владеешь, Велесдар, и о всяких народах можешь рассказать…

– Так, княже, меня учитель волхв Ведамир намеренно отправлял в Волин-град, чтобы я языки и обычаи постигал, кто во что верит и каким богам поклоняется, ведь в этом сущность всякого народа выражается. Отец Ведамир рёк, что своё более разуметь и ценить научаешься, коли с иным сопоставить можешь.

– Мудрый был человек волхв Ведамир, и мне он помог в постижении пути земного, – вспомнил Ольг. – А скажи, брат, жидовины, что за народ по сути своей, как ты речёшь, по вере и обычаям, тебе ведь, небось, и с ними пришлось встречаться?

– А как же, Волин – град великий, торговый, а какая же торговля без жидовинов? Я даже с одним из их раввинов в дружбе некоторой пребывал. Разные и среди них есть люди, но в основном хитры, скаредны, и других людей не любят. А уж те, кто во главе стоят, и самих жидовинов своих не любят и готовы ими жертвовать для целей своих, нимало о том не жалея.

– А крепка ли у них связь с Навью? – Спросил князь.

– О связи той, о своей тайной науке взаимодействия с Навью, Кабалой именуемой, говорят много и с видом таинственным. Но по правде, как и многое в их вере, переняли они от других народов, более древних, и смысл тех ритуалов сами мало разумеют, потому как по сути своей они люди Яви. Нам же ведомо, что мир Яви истекает из Нави по законам Прави, а отдельно нет тех миров, а потому невозможно понять сего движения, разумея одну лишь Явь. Оттого вначале у них добре получается добиваться успеха, денег и богатств скопить множество. Беда в том, что меры они не разумеют и всё готовы обратить в золото, и всем пожертвовать ради него. А потом всё это в свою противоположность обращается, и начинают их бить, изгонять и преследовать. Они же, не разумея причин, снова ожесточаются, мысля, что беда в других народах, и всё повторяется.

– Ты пробовал сие пояснить тому раввину? – Спросил Ольг.

– Может, по молодости у меня не хватило мудрых слов, а может, людям Яви столь трудно разуметь людей Прави, но я не смог убедить его в причинах бед его народа, – со вздохом молвил Велесдар.

– Коли так, то всякое государство, которым они управлять начинают, ждёт разложение и распад, – заключил князь. Потом, подумав немного, добавил: – Знать, Хазарии недолго осталось, коли жидовины её вопросы государственные решать берутся…

– Так они не только берутся, они их по-своему и решают, – заметил волхв. – Сварга ненужных не рождает, всякий малый иль великий народ для своего создан. Да ведь не каждый назначение своё разумеет. Добрым мечом врага разить хорошо, а резьбу по дереву им не сотворить, и сапоги не сшить, тут резец да шило сподручнее. Так и с народами разными, каждому своё в мире явском делать надлежит. А как берётся человек или целый народ за несвойственное ему дело, то беда и ему, и всем, кто с ним рядом. Скажем, купцов сих, тоже коли по назначению использовать, то будет толк, но следить надо зорко, чтоб они тобой править не начали, как когда-то теми же хазарскими Буланом и потомком его Обадией. Взяли они власть при помощи денег и наущений жидовинов, и оглянуться не успели, как сами, вместе с Хазарией, в рабстве у тех жидовинов оказались. Купец только Явь зрит, а что повлекут его деяния в Нави, и как они в той же Яви по конам Прави далее отзовутся, сего он не ведает, вот беда-то в чём, княже. Оттого купец, будь он из хазар, русов, жидовинов или франков, должен купцом оставаться, – и ему благо, и Роду. А править народом должны мудрые и не сребролюбивые, из волхвов либо воинов.