Что поделать? Выбора нету. Придётся Кайтусю расстаться с Зосей. В городе проще разузнать насчёт дороги.

Запер лесник Зосю в сенях, а Кайтусь побежал за бричкой. Теперь он уже не стыдится принюхиваться, лаять, наскакивать на лошадь – щенячья радость переполняет его. Столько кругом любопытного, столько интересных запахов.

– А я вам подарки привёз, грибов и собачку, – сообщает лесник актрисе. – А то прямо стыд: три кошки у вас и ни одной собаки. Кошка что? Она только ластиться умеет, а собака всё понимает. И отвечает взглядом.

– Хитрый вы, – говорит актриса. – Хотите поссорить меня с моими друзьями? Не выйдет.

Стал Кайтусь жить у неё. Да только худо ему живётся. С котом вечные ссоры. С виду кот такой ласковый, воспитанный, а на самом деле задира, драчун: всё норовит тишком царапнуть.

При любой возможности Кайтусь навещает Зосю.

– Какие новости? – интересуется она.

– Надо терпеливо ждать, – отвечает Кайтусь. – До Варшавы далеко. Придётся ехать железной дорогой, пешком не доберёмся. Нам с тобой повезло – могли бы оказаться на свалке. Много опасностей подстерегает собаку, и потому надо быть очень осторожными.

А лесник был недоволен, когда прибегал Кайтусь.

– Опять ты здесь? Ох, упорный какой! А в грязи-то как перемазался. Ну чего ты бегаешь к нам? Я тебя на такое хорошее место пристроил. Был бы я твоей хозяйкой, ни за что бы не выпускал тебя, грязнулю, из дому.

Несколько раз бегал Кайтусь на вокзал. Там его уже знали. А он бегает по станции, присматривается: как вскочить в вагон и спрятаться под лавкой. Возвращался он из этих своих экспедиций весь в грязи, следы от него на полу. И с кошками постоянно ссорился.

– Нет, пёсик, – говорит ему актриса, – не нужен ты мне. Понимаешь, я жила в большом городе, была знаменитой, цветов у меня было больше, чем нынче картошки. Да только ничего там хорошего нет, больше слёз, чем радости. Вот я и уехала в глушь, подальше от тамошних склок. А от тебя опять одни беспокойства.

Что тут поделаешь? В холодную, ветреную ночь, когда сёк дождь, Кайтусь и Зося пустились в путь. Удалось им пробраться в вагон. Лежат они тихонько под скамейкой. Никто их не заметил, кроме мальчика, возвращающегося в школу с каникул.

– Лежите там, не высовывайтесь, не то кондуктор заметит.

Угощает их мальчик тем, что мама дала в дорогу: булкой, крутыми яйцами, ватрушкой, пирогом.

Так он о них заботился, что заинтересовался кондуктор.

– Кто это у тебя под скамейкой? Чего это ты всё заглядываешь туда? Кому воду принёс? Ах, собаки… Ну что ж, придётся платить штраф.

– Да не мои они, – оправдывается мальчик. – Мешают они вам, что ли?

– Не положено.

Всего шесть станций удалось проехать Кайтусю и Зосе. Но и то хлеб. Всё-таки отдохнули и не голодные. Бездомной собаке любая помощь благо. Кинешь ей кусок – и ей уже легче день пережить.

Бегут Кайтусь и Зося вдоль железной дороги, считают телеграфные столбы.

Вечером опять пошёл холодный осенний дождь.

Прокопали они лаз и спрятались в конюшне. А там две лошади: одна стоит, другая лежит. Прижались они к той, что лежит, и она их не прогнала: животные часто помогают друг другу.

Зато утром прогнал их возчик да ещё кнутом угостил. Зося заскулила, а Кайтусь оскалился, зарычал.

– Ишь, бродяга! Ещё огрызается! – возмутился возчик и бросил в Кайтуся камнем.

Плохо голодному псу, но куда хуже больному.

Скачет подшибленный камнем Кайтусь на трёх лапах, а четвёртую на весу держит. И дорога теперь дольше кажется, и деревни приходится обходить стороной, потому что здоровая собака или мальчишка вполне могут обидеть калеку. Может, вовсе и не со зла, а просто не подумав.

– Больно?

– Немножко.

Так брели они, голодные, два дня. А на третий день Зося стала какая-то беспокойная. Всё время принюхивается. Из последних сил обгоняет Кайтуся, уносится далеко вперёд, потом возвращается, взволнованно втягивает воздух.

– Антось, уже близко!

Опустила голову, нюхает след на дороге.

– Мы пришли. Тут проезжала наша бричка. А вот следы нашего Сивки.

Не терпится ей. Хочется помчаться стрелой. Но Кайтусь останавливается, лижет пораненную камнем лапу.

– Беги одна.

– Нет.

Иногда длинная дорога кажется короткой, а иногда короткая – бесконечной. Лишь поздним вечером добрались они до Зосиного дома.

Сидит на крыльце мама Зоси, а на коленях у неё детская шапочка и туфелька. Встала Зося передними лапами на крыльцо, заглядывает маме в глаза. Лижет ноги, скулит, прыгает.

– Ты откуда? Чего тебе?

А в голосе тревога, словно мама что-то предчувствует.

«Узнает», – подумал Кайтусь.

Нет, не узнала. Ведь люди верят только своим глазам.

Не узнала мама родную дочку.

– Иди ко мне, собачка. Люди не могут найти мою Зосю, так, может, ты найдёшь. На, понюхай её шапочку. Будем искать вместе.

Обняла мама Зосю, а та лижет её в глаза, в лицо.

Снова отдых. Снова тёплое молоко. Перевязанная рана быстро зажила.

– Останься ещё, – просит Зося.

Грустно расставаться после стольких совместных приключений. Но пора в дорогу.

Одному легче отыскать пропитание, но тяжко одиночество.

Узнал Кайтусь за время этого одинокого путешествия, что чувствуешь, когда тебя продают, осматривают и прицениваются.

Познакомился с цепью. Узнал, что значит иметь хозяином капризного мальчишку, которому для забавы подарили собаку. Не избавила судьба Кайтуся и от самой страшной собачьей беды: поймал его петлёй живодёр. За что? За то, что он живёт и хочет жить?

Вырывался Кайтусь, но потом по-человечьи притворно присмирел, а когда решётка раз и навсегда готова уже была закрыться за ним, по-собачьи вцепился зубами в руку живодёра, выскочил из клетки и убежал.

Вот разве что хороших два дня провёл он у бедного пастуха. Голодно было, но это ничего. Здесь он был не игрушкой и даже не животным, а – равным, близким – другом, братом. И когда расставались Кайтусь и пастух, то долго с грустью смотрели друг на друга, понимая, что не скоро забудут про эту встречу.

Когда силы иссякли, Кайтусь снова испробовал счастья на железнодорожном вокзале. Дважды не удалось. Один раз двери в вагон были закрыты, а другой раз сбросили его пинком уже на ходу. На третий раз заметила его девушка, ехавшая в город на работу.