на колени. Матери поднимают детей. Всё молча, разговаривать не положено».

«Вид у него представительный. О таких говорят – дородный. Лицо некрасивое, простоватое – мужицкое. Очень интересные глаза. Глубоко посаженные, умные, серые – говорящие».

«С Лубянки патриарх возвращается всегда очень утомленным. А когда отдышится – пройдется по всем комнатам, остановится в дверях дежурки и на меня посмотрит. Он ничего не говорит, только глаза у него улыбаются… Последнее время Алеша (в то время непосредственный начальник мемуаристки. – Н. И.) каждый день возит патриарха на Лубянку».

Частые допросы в ГПУ, судя по сохранившимся протоколам, начались со второй половины декабря и продолжались до конца зимы. Обвиняли патриарха в борьбе с декретом об отделении Церкви от государства, со вскрытием мощей, в противодействии изъятию церковных ценностей, словом, в «систематической контрреволюционной деятельности». Некоторые пункты обвинения, например, о связи с эмигрантской «белогвардейщиной», сами же чекисты предпочли снять – не рассчитывали найти доказательства. Но и по оставшимся пунктам явных доказательств вины для публичного суда было не так много. Провести процесс требовалось на высшем уровне, чтобы ни у кого, ни в России, ни за границей, не возникло сомнений в «кровожадности» главы Русской Церкви и в праве советской власти покарать его «по всей строгости закона». Этим и объясняется то, что сроки окончания дела и суда над патриархом не раз отодвигались, начиная с ноября. Так, в середине зимы АРК решает завершить процесс до 25 марта, в начале весны называется дата 30 марта, через месяц суд откладывают на 17 апреля. Затем на 23 апреля. Потом речь уже идет о второй половине мая. На этом многочисленные переносы суда, аннулирование прежних билетов для публики и печатание новых заканчиваются.

Судилище над патриархом Тихоном не состоялось. Причин этого – не одна, не две; их много. Каждый исследователь биографии Святейшего приводит свои доводы и толкования. Но всё же для православных главной из них является воля Бога, не допустившего позорное действо – публичное поругание святителя. Главе Русской Церкви еще предстоял нелегкий труд собирания своей соблазненной, притесненной и рассеявшейся паствы. Ему еще предстояло усмирить смуту в Церкви, отвести от нее угрозу духовной порчи, вырвать из пут обновленческой ереси. И хотя земной жизни его оставалось совсем немного, он должен был нести «бремя всего народа», взваленное на него патриаршеством, до конца.

Между тем АРК и стоявшее над ней правительственное Политбюро всё подготовляли для того, чтобы процесс патриарха окончился расстрелом. В конце марта провели генеральную репетицию; ею стал суд над католическим духовенством, обвиненным, будто под копирку, в тех же самых грехах контрреволюции. Двух из подсудимых – главу российских католиков архиепископа Я. Цепляка и прелата К. Будкевича приговорили к смерти. Впрочем, казнь архиепископа-поляка сочли политически невыгодной и расстреляли только прелата. Не помогли ноты протеста ни западных правительств, ни папы римского.

12 апреля Политбюро постановило: «Вести дело Тихона со всею строгостью, соответствующей объему колоссальной вины, совершенной Тихоном». Это был заведомый расстрельный приговор, только другими словами. Параллельно с подготовкой суда под контролем АРК разворачивается антирелигиозная и антитихоновская агитация. Газеты снова заходятся в «бешеном тоне» ненависти к «Тихону Кровавому». Особенно ревностно в советской и своей печати требуют казни патриарха главари обновленцев. На местах, в городах и весях, организуются собрания населения. Одураченный народ пишет письма в Москву, правительству: «Мы, беспартийные крестьяне… заявляем, что он (патриарх. – Н. И.) кровопиец в рясе, контрреволюционер и людоед… требуем вынести… суровую и беспощадную меру наказания». Но это лишь пена, пузырившаяся на поверхности. А в глубине, в толще народа, не утратившего совести и здравомыслия, по сводкам ГПУ, «ходят… слухи о возможности беспорядков и демонстраций во время процесса при участии рабочих некоторых фабрик… Вообще, среди населения, посещающего церкви, замечается очень большой интерес к процессу Тихона и его судьбе». «Вся эта публика сочувственно относится к Тихону и ждет активного вмешательства в его дело заграницы… Попы очень жалеют Тихона…»

Заграница действительно вмешалась. Точнее, искренне делала множественные, но почти безуспешные попытки помочь предстоятелю Русской Церкви. С протестами выступили духовенство Католической и Англиканской церквей, общественные организации. И православные, и некоторые католические иерархи обращались с просьбами о помощи русскому патриарху к правительствам Европы. Но несмотря на то, что отклики западных держав были немедленные и сочувственные, они содержали примерно один и тот же ответ: «вмешиваться во внутренние дела другого государства не представляется возможным».

К 17 апреля обвинительное заключение против патриарха было утверждено Верховным судом. Через два дня его «взяли под стражу», переведя из Донского монастыря во Внутреннюю тюрьму ГПУ. Всё готово было для уничтожения первосвятителя Церкви. Но опять что-то сорвалось: «Процесс Тихона отложить. Подготовить процесс более тщательно». Отсрочку предложил сделать Ф. Дзержинский. Начальник ГПУ «железный Феликс» был сторонником партийной группировки, куда входил будущий «вождь народа» И. Сталин. И это кое-что объясняет, вкупе с тем, что в те же дни проходил очередной съезд партии коммунистов. На этом съезде, где не было уже парализованного Ленина, начала, пока еще тихо, разгораться подковерная борьба между претендентами на власть в государстве – Троцким и группировкой, которую очень скоро возглавит Сталин.

К слову сказать, первый тяжелый приступ болезни случился у вождя революции через несколько дней после того, как обновленцы с подачи ГПУ захватили власть в Церкви, – в мае 1922 года. В декабре, когда Святейшего часто и подолгу терзали допросами на Лубянке, Ленин уже наполовину парализован после второго приступа, но еще диктует статьи и распоряжения. А в начале марта, за пару недель до предполагаемого суда над патриархом, советский диктатор становится полностью недееспособен. Было ли это ясное, очевидное вмешательство Провидения? Верующие отвечают: да.

Скорее всего, жесткое соперничество между наследниками Ленина сыграло немалую роль в отмене суда и освобождении патриарха. Современный исследователь В. В. Лобанов пишет об этом: «На первый план выходила борьба за власть. В этих обстоятельствах Первосвятитель в глазах партийной верхушки делался гораздо менее опасным, чем реальные политические противники». Ситуация вынуждала идти на временное смягчение церковной политики государства.

Но затягивая с судом, «специалисты по религии» решили избавить патриарха от ореола мученика, страдающего за Церковь, который он приобрел в эти долгие месяцы ареста. Иными словами, разоблачить и скомпрометировать.

Первым шагом к этому стало драматическое и позорное действо под названием «снятие сана с патриарха». Коммунисты желали судить и приговорить к расстрелу не Святейшего Патриарха всея России, а принародно опозоренного, лишенного доверия Церкви рядового советского гражданина Беллавина, уличенного в преступлениях.

Среди решений Поместного собора 1917–1918 годов был пункт о созыве следующего собора через пять лет, в 1922 году. Этого не произошло по понятным причинам – государство атеистов запрещало, свирепствовал обновленческий раскол, патриарх томился в плену. Однако интересы безбожных государственных мужей вполне допускали и даже предполагали проведение раскольничьего собора. 29 апреля 1923 года в захваченном обновленцами храме Христа Спасителя открылся «Второй поместный собор Русской Православной Церкви». В народе его окрестили лжесобором и сборищем разбойников. ГПУ полностью контролировало его и заранее наметило председателя. Съехались на лжесобор несколько сотен человек из различных обновленческих группировок и несколько десятков «умеренных тихоновцев», вынужденно подчинявшихся раскольничьему ВЦУ. Подтвердив все прежние свои «реформы» Церкви – закрытие монастырей, женатый епископат и т. д., собрание церковных мятежников не рискнуло, однако, пойти еще дальше и касаться самого учения Церкви – христианских догматов, а также богослужебных правил. Но главным деянием собора, по единодушному замыслу обновленческих лидеров и «спецов» из АРК, должен был стать суд над патриархом.

Против всех обычаев, и светских, и церковных, пренебрегая совестью и законами, обновленческие «тати и разбойники» вынесли свой суд первоиерарху Церкви заочно. Не было ни обвиняемого, ни свидетелей, ни защитников – только обвинители, утверждавшие, будто патриарх «направил всю силу своего морального и церковного авторитета на ниспровержение существующего гражданского общественного строя нашей жизни». Изумительно наглый приговор гласил: «Собор… объявляет патриарха Тихона лишенным сана и монашества и возвращенным в первобытное мирское положение. Отныне патриарх Тихон – мирянин Василий Беллавин… Собор признает, что и самое восстановление патриаршества было актом определенно политическим, контрреволюционным… Поэтому собор отменяет восстановление патриаршества».

В одном из номеров газеты «Известия» за 1922 год патриарх Тихон возглавил список врагов советской власти. Живым укором, помехой в карьерных планах, врагом номер один он был и для «обнагленцев», которые вряд ли могли внятно объяснить свою инстинктивную вражду к Святейшему – и только