– Мэгги? – подняв голову с подушки, тряхнул головой, развеивая остатки сна. – Зачем пришла? – вопрос звучит невежливо и грубо, но я понимаю, что любой другой доброжелательный тон она воспримет, как сигнал к действиям развратного характера.

– Ты так изменился, Джейс. – Распахнув ярко-накрашенные глаза, Меган смотрит на меня, не скрывая потрясения. Яркие губы изгибаются в улыбке, вызывая смутные воспоминания о наших прошлых забавах. Я совершил немало глупостей в жизни. Жалеть бессмысленно, исправить невозможно. Я могу только извлечь уроки и не повторять ошибок.

– А ты нет, – хмуро отвечаю я, вставая с кровати. Ее взгляд следует за мной до стула, где, остановившись, я натягиваю футболку, а джинсы я не снимал, когда ложился. И правильно сделал. Прислоняюсь спиной к стене, и вопросительно рассматриваю молодую женщину, вальяжно расположившуюся на кровати, закинув ногу на ногу. Как всегда, минимум одежды, каблуки и агрессивный макияж. Она явно готовилась к визиту.

– Ты не рад меня видеть… – выдержав мой взгляд, Меган немного морщит лоб, дав мне возможность разглядеть морщинки, которых раньше не было. – Я не настаиваю, – вздохнув, она печально улыбается и встает, поправляя платье. – Просто я подумала, что… Извини, глупо вышло. Но я скучала по тебе. Правда. Ты мне всегда был дорог, просто я не привыкла быть навязчивой.

– Мой отец должен быть тебе дорог, Меган, – резко замечаю я. Девушка усмехнулась, подходя ближе. Ее лукавый взгляд скользит по моему лицу, волосам, плечам и торсу, ниже…

– Я не делала ничего, о чем бы не знал Пол. Ему давно была безразлична моя личная жизнь. Я являлась украшением, забавой, прихотью старика. Но я хорошо относилась к нему. И к тебе. И ты не был против. К чему сейчас это праведное негодование, Джейс? Ты смотришь так, словно осуждаешь меня за то, чем мы вместе наслаждались.

– Это было давно.

– Неправда. Что такое три года? Даже не три. Но я сказала, что не люблю навязываться. Мне бы хотелось оставить приятное воспоминание о себе. – Меган приближается почти вплотную. Я чувствую резкий и сладкий запах ее духов. Мне не противно, нет. Меган – красивая молодая и изящная женщина, но мои внутренние новые установки не позволяют думать и воспринимать ее так, как раньше.

– Я слышал, что ты Лису пригрела.

– Эта девочка запала мне в душу. Джейс, я на самом деле очень одинока, а Лиса умеет скрасить печальные вечера.

– Я помню, – соглашаюсь я, улыбаясь возникшим воспоминаниям.

– А кто скрашивает твои печальные вечера, Джейс? – ее ладонь ложится на мою грудь, скользнув до пупка и снова вверх. – Ты похудел, но не потерял форму. – Взмах ресниц, и коварные глаза соблазнительницы смотрят на меня с кошачьим прищуром. – Тебе даже идет этот образ сурового викинга, которого давно не кормили. Ты красивый, Джейс, но такой чужой и холодный. – Она разочаровано складывает губки, отступая от меня.

– Я просто повзрослел, Меган, – пожимаю плечами, наблюдая, как она задумчиво ходит по комнате, трогает предметы интерьера. – Пора бы уже. Не мальчик.

– Это точно, – Она снова изучающее скользит по мне взглядом. – Ты выглядишь мужчиной. Не вечно озабоченным плейбоем с мячом. Марк, кстати, сказал, что ты вернулся немного странный.

– Все люди немного странные, – замечаю я, опускаясь в кресло, возле окна.

– Я слышала, что ты служил добровольцем в Сомали, – выдает Мегги, вопросительно глядя на меня. Я даже не удивляюсь. После версии с ИГИЛ от Марка, я даже ждал подобного предположения.

– Нет. Я отправлял средства для беженцев из Сомали, но сам там не был. Тебя ввели в заблуждение.

– Мы почти банкроты, а ты раскидываешься деньгами, – упрекает меня бывшая мачеха.

– Раскидывался, Мэгги. – поправляю я с легкой улыбкой. – У меня больше нет денег.

– Нет? – она раскрывает рот, уставившись на меня. И выражение ее лица никак нельзя назвать умным или красивым. – Дома, машины, яхты, квартиры? Вертолет?

– Я все продал, Меган. Личного имущества у меня нет. Так что не трать свои силы по соблазнению моей скромной персоны напрасно.

– Да брось, я любила тебя за член, а не за деньги, – лицо Мэг расслабляется. – К черту деньги. Через пару недель оглашают завещание. Пол оставил мне что-то. Я уверена. И тебе. У вас есть семейный дом, корпорация, которая уверенно идет ко дну. Но ее еще можно продать.

– Именно этим и занимается Марк. Если я правильно его понял.

– Какая-то новая крупная компания желает купить ваши пакеты акций. Марк мне что-то говорил, но я не сильно вдавалась в подробности. Брайан тоже участвовал в переговорах. Раз ты приехал, и за тебя возьмутся.

– Я уже сказал Марку, что поступлю так, как он считает разумным.

– И не жалко семейный бизнес? – пытливо глядя на меня, спрашивает Меган. Вопрос неглупый. Удивительно, что она его задала. Неужели тоже взрослеет девочка?

– Я никогда не чувствовал интереса к банковской сфере. – искренне отвечаю я.

– Это золотая жила, Джейс. Марк – отличный парень, с образованием и неглупый. Но он не ты, он не Пол. Он – защитник, а вы – жесткие игроки, нападающие.

– Больше нет, Мэг, – твердо отрезаю я, отрицательно качая головой.

– Что случилось? – она смотрит на меня с искренним участием и тревогой. – Я имею в виду тот скандал. И твое задержание, освобождение. Потом срочный отъезд. Мне задавали так много вопросов о тебе и этой Памер, но я знала ровно столько же, как и остальные. Ты исчез, бесследно. Ни телефона, ни адреса, ни аккаунта в соцсетях.

– Что ты хочешь услышать? – прохладно спрашиваю я, и Мег пожимает плечами. – Я просто решил изменить свой образ жизни. Здесь у меня бы ничего хорошего не вышло.

– Потому что ты не мог больше играть? – предположила Мег, почти рассмешив меня.

– Я даже не думал об этом. Считай, что у меня случился нервный срыв, кризис среднего возраста. Ты же знаешь, что таких случаев много. Бизнесмены с мировыми именами бросают все, продают бизнес и уезжают в глушь, чтобы пасти коров и разводит лошадей. Это просто порыв, определенный период в жизни, который необходимо пережить. Почему все так хотят от меня каких-то сенсационных признаний? – иронично улыбаясь, спрашиваю я.

– Ты и есть ходячая сенсация. Наверное, в этом дело. – задумчиво отвечает Меган. – В любом случае, я рада тебя видеть. Несмотря на то, что ты стал букой и праведником. – она лукаво подмигивает мне. – Значит, не хочешь утешить вдовушку?

– Извини, – я почти виновато развожу руками, не испытывая ни малейшего колебания. Меган больше не привлекает меня физически. Я не реагирую на нее. Но ради всего святого, не подумайте, что я подался в монахи. Это не так. Я все еще не чужд к потребности тела, и на Тибете к сексу относятся почти так же легкомысленно, как я в свое время в Нью-Йорке.

Когда я спускался в деревню во время поставки продовольствия из ближайшего города, вокруг меня собиралась толпа девушек, которые тянули меня в разные стороны и дрались за мое внимание. Я не понимал их, смеялся, пока мой единственный собеседник, отшельник Нджы не отругал меня за глупость. Он сказал, что я оскорбил девушек, отказывая им, и теперь местные мужчины не позовут их в жены, посчитав недостаточно привлекательными, раз иностранец пренебрег ими. Я долго не мог вникнуть в подобный уклад ценностей, как и в многомужие, которое в Тибете до сих пор развито и процветает. Но, когда в следующий раз пошел в деревню за провизией для меня и Нджы, то не стал смеяться над тибетками, и выбрал одну, потом другую, третью… Они абсолютно не ревновали, и выглядели совершенно счастливыми. Впоследствии многие из них вышли замуж, и больше даже не смотрели в мою сторону. Когда я спросил у Нджы, почему девушкам позволяется вести такую разгульную жизнь до брака, то он ответил просто, вопросом на вопрос: «Разве в вашей стране девицы хранят себя для мужа?». Но, надо заметить, что за связь с чужой женой, даже если у нее пять мужей одновременно, и она как-то ухитрилась еще глянуть на сторону, могут запросто убить. Вот такие странные нравы. Нджы призывал меня быть максимально острожным. И я был… далеко не монахом. Секс на Тибете является чуть ли не частью религии, и местные девушки весьма и весьма раскованы, и откровенны. И невероятно искренни, прямолинейны и доброжелательны. У них волшебные руки, которые способны творить чудеса, и сияющие добротой глаза. Они отдают тебе себя не взамен на что-то, а ради удовольствия. Им все равно, кто ты и откуда. Если тебя выбрали, значит, это ты – дар. И они горды и счастливы, что ты был в их жизни. И благодарны. Как-то так.