Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она начала карабкаться вверх по склону утеса к выступу, который усеивало больше всего растений. Пурпурные цветы, похожие на колокольчики, дрожали под вновь зарядившим мягким дождиком. Снизу от горячих источников поднимался пар, клубясь у ее лица и застилая глаза. Как только Марико поднялась достаточно высоко, она начала двигаться боком, рука за рукой, нога за ногой.
Вскоре она обнаружила, что застряла на расстоянии вытянутой руки от выступа с цветами. Она потянулась выше, но не смогла найти подходящей опоры. Затем она вытянулась в сторону, и ее пальцы, влажные от дождевой воды, соскользнули с уступа.
Слегка встревоженная своим затруднительным положением, она попыталась нащупать ногой опору с другой стороны.
И поскользнулась.
С пронзительным криком Марико резко пронеслась в воздухе.
И рухнула в дымящиеся воды горячих источников.
В тот момент, когда она приземлилась, весь воздух вылетел из ее груди. Рефлекторно Марико ахнула.
И тут же сделала глоток горячей воды, прежде чем потерять сознание.
* * *
С озадаченным выражением лица Оками наблюдал, как Санада Такэо начал свое восхождение по склону скалы.
Зачем этот идиот карабкался наверх, когда на лесной подстилке было полно грибов? Только когда Оками увидел, как Такэо тянется к пурпурным цветам, его поразило понимание.
Этот идиот надеялся отравить кого-то наперстянкой.
Оками скрестил руки.
Кого-то? Вероятно, предполагаемой жертвой этого идиота был сам Оками. Не то чтобы Оками мог его винить. Окажись он в похожей ситуации, Волк принял бы такое же решение. В данный момент даже в лагере, полном убийц и воров, самой большой угрозой для Санады Такэо был он. В конце концов, никто, кроме Оками, не питал таких подозрений к новичку Черного клана. И никто не пытался следить за ним.
Оками фыркнул про себя, продолжая наблюдать, как Санада Такэо изо всех сил пытается найти точку опоры. Как будто никто не узнает наперстянку в тот же момент, как этот мелкий гаденыш попытается пронести ее в лагерь! Ёси чувствовал запах свежих цветов за лигу.
Когда Такэо начал скользить, Оками ничуть не удивился.
Идиотская затея часто приводит к такой же идиотской судьбе.
Он подождет, пока мальчишка упадет, а затем отчитает его. Такэо забрался высоко, но недостаточно высоко, чтобы разбиться. Оками равнодушно наблюдал, как мальчишка цеплялся изо всех сил. Потерял опору. И предсказуемо упал.
Звук крика Такэо вырвал Оками из его безмолвного веселья.
Он пронзил его насквозь.
Звук крика Санады Такэо.
Оками уже бросился из-за дерева к нему, когда мальчишка рухнул в горячие источники.
И не вынырнул.
* * *
Марико громко закашлялась. Отчаянно.
Теплая вода выплеснулась из ее рта, когда она перевернулась на бок. Ее зрение затуманилось, а затем сфокусировалось.
Оками нависал над ней, широко распахнув глаза.
Марико уставилась на него. Их грудные клетки вздымались в унисон.
Вода капала с распущенных волос Оками ей на лицо. Он недоверчиво рассматривал ее.
Одна его рука лежала на груди Марико.
Ее косодэ был раскрыт, муслиновая повязка, стягивающая грудь, обнажилась, открывая себя всему миру.
На лице Оками промелькнул каскад эмоций. Шок. Злость. Смущение.
Марико никогда не думала, что увидит столько обнаженных чувств на его точеном лице. Темные центры его глаз расширились. Теперь они блестели сквозь клубящийся пар, как черный лед на вершине горы.
«Он знает, что я девушка».
– Ты… спас меня, – сбивчиво пробормотала Марико, тщетно пытаясь помешать ему заговорить. Помешать ему произнести что-то, что может причинить ей какие-либо неприятности. Но даже она осознавала, как нелепо звучат слова, когда произнесла их. Как очевидно.
– Ты… лгунья. – Безрадостная улыбка начала появляться на губах Оками. Улыбка дикая в своей красоте. Улыбка, которой он явно пытался скрыть эмоции, которые обнажил всего мгновение назад.
Его рука все еще лежала на ее груди. Оставалась там, твердая и осязаемая. Неподвижная.
Прежде чем Марико успела задуматься – прежде чем на лице Оками расплылась холодная улыбка, – она схватила его за шею и притянула к себе.
Ее губы врезались в его. Теплая вода омыла ее кожу.
На вкус он был как дождь и свежая мята.
И – на мгновение – разум Марико смолк. В тот единственный момент не было ничего, что нужно было бы обдумать. С чем стоило бы поспорить.
Ничего, кроме украденного поцелуя под грозовым небом.
Оками отстранился.
– Что ты, черт возьми, творишь? – возмущенным хриплым голосом вскрикнул он. Он выглядел непокорно.
Но Марико уже все поняла.
Прежде чем его разум заговорил, Волк поцеловал ее в ответ.
– Я хочу, чтобы ты заткнулся, – сказала Марико. В такое время могла помочь только честность. – Разве ты не хочешь прекратить болтать? – Она пыталась произносить слова сквозь неровный стук своего пульса. – Или, может быть, нет? Скажи мне – прямо сейчас, – чего ты хочешь, Асано Цунэоки?
Он посмотрел на нее сверху вниз. Хотя цвет его глаз почти совпадал со зрачками, Марико видела, как стираются линии между ними. Очередной шквал эмоций пробежал по лицу Оками. Смущение. Трепет. Неопределенность.
Но Марико не упустила из виду эту первую мысль. Это первое чувство.
Желание.
– Сейчас ты чувствуешь себя нелепо? – прошептала она.
Марико встретила оттенок юмора и молчаливый вызов в его глазах.
Она ответила, украв еще один поцелуй.
Рука Оками все еще лежала между ними, его длинные сильные пальцы прижимались к ее коже. И когда эта рука скользнула к ее шее – когда он прижался к ней и закрыл глаза, погрузившись в поцелуй, – Марико больше не хотела его отпускать. Никогда.
Это было ошибкой. Все это. Все то время, что она знала его, Марико презирала саму мысль об этом юноше.
Но в чем на самом деле была правда?
Правда оказалась не так проста. Это была немая просьба. Бессловесная мольба.
Не останавливайся.
Оками перекатился на спину, заставляя ее сесть сверху. Он обхватил ее подбородок одной рукой, его губы скользнули вниз по ее шее. К ее обнаженному плечу. Вернулись к ее уху.
Не останавливайся.
Дождь барабанил вокруг них. Ее сердце билось о грудь. Марико наконец закрыла глаза, больше не заботясь ни о чем, кроме ощущений. Его руки на ее спине. Его поцелуи на ее коже. Звезды могут упасть, луна может рухнуть с небес, но Марико будет все равно.
Когда Оками отстранился, его дыхание рваными струйками сорвалось с его губ.
– Не останавливайся, – сказала она,