Малая секунда обладает почти перкуссионным качеством благодаря сенсорному диссонансу и добавляет гармонической «густоты», что звучит похоже на естественные негармоничные звуки, какие, например, происходят при столкновении двух деревянных объектов. Бела Барток собирал их в звуковые кластеры, чтобы получить свой уникальный авторский стиль «ночная музыка». Эти созвучия характеризуют, например, его сюиту «Out of Doors» (Рис. 6.4б, в) и струнные квартеты; они создают ощущение медитативной отчужденности, смутно напоминая крики ночных цикад, лягушек и птиц. Эти звуки мрачноваты, но не режут слух. Кто-то может сказать, что кластерные аккорды не в полной мере являются диссонансами, но они фактически растягивают тон таким образом, что нона становиться двусмысленной и неопределенной, как в негармонических звуках ксилофона, маримбы и колокола.

Рис. 6.4 (а) Форшлаги или аччакатуры в Сонате № 1 до мажор (К 279) Моцарта создают «столкновение» интервалов малая секунда. (б, в) «Диссонансные» звуковые кластеры в «Musiques Nocturnes» из сюиты Белы Бартока «Out of Doors».

Существует как минимум одна музыкальная традиция, которая ассимилировала большую и малую секунды так тщательно, что они считаются приятными, скорее всего, из-за акустических помех, которые приводят их в диссонансное состояние. Записывая песни ganga горных жителей Боснии и Герцеговины, этномузыковед Джон Блэкинг сказал: «Звучание малой и большой секунды, которое должно быть неблагозвучными с точки зрения акустической теории музыкальной структуры, вопреки ожиданиям считается гармоничным… Они изменяются благодаря манере исполнения: певцы встают очень близко друг к другу, и вибрации от громкого исполнения очень коротких интервалов вызывают приятные физические ощущения». В этих и иных условиях сенсорный диссонанс не обладает строго запретительной функцией даже в тональной музыке: аккультурация может его преодолеть.

Должен заметить, что существует совершенно иное возможное определение консонанса, которое примиряет традицию Пифагора с нейронаукой. Оно гласит, что мозг предпочитает комбинации частот с простыми соотношениями, потому что они генерируют более сильный нервный отклик благодаря перекрывающим друг друга частотам: создается своего рода резонансный эффект. Хотя необходимо отметить, что вопрос синхронизации взаимодействующих осцилляторов, таких как нейронные сети, очень сложен и до сих пор не имеет четкого ответа, поэтому пока рано давать оценку этой идее, хотя сразу видно, что она не предоставит исчерпывающие пояснения по некоторым пунктам: почему, например, интервалы унисон и октава чувствительны к точной настройке (нейронная синхронизация как раз говорит об обратном), почему сильные нейронные сигналы должны провоцировать эстетическое удовольствие?

Одно дело представлять консонанс и диссонанс в количественной форме, оценивать с точки зрения математики. Но вы вполне обоснованно можете заявить, что в данном случае большим значением обладает наше восприятие созвучий в музыке. На самом ли деле мы по своей природе считаем интервалы, классифицированные (по какому угодно принципу) как консонантные, более приятными, чем диссонантные?

Этот вопрос вызывает множество споров. Музыкальный критик Чарльз Розен считает, что диссонансы «для большинства ушей более приятны, чем консонансы» – но создается впечатление, что это заявление сделано на основе опыта знатока западной музыки, а не стало результатом тестов при участии, скажем, певцов из примитивных племен или людей, которые слушают FM радио. В пятидесятых годах французский музыколог Роберт Франсез доказывал, что музыкантам больше нравятся диссонантные аккорды, чем консонантные, и что это утверждение также верно для не музыкантов; с другой же стороны, Гельмгольц утверждал, что сенсорный диссонанс «изматывает уши» и по этой причине вызывает неприятные ощущения. Отчасти дискуссия на эту тему не избежала тавтологии, приравнивая консонанс к приятном опыту и соотнося диссонанс с чем-то неприятным.

К сожалению, этот спор нельзя решить, если сыграть людям несколько интервалов и посмотреть, какие им понравятся больше. Во-первых, не существует объективного принципа измерения диссонанса: различные критерии по-разному располагают интервалы по степени значимости за пределами октавы, квинты и кварты. Прослушивание интервала или аккорда в изоляции не отражает в полной мере, как этот же интервал или аккорд будет восприниматься в музыкальном контексте: предположительно диссонантные аккорды могут звучать исключительно «правильно» в нужном окружении. Кроме того, мы знаем, что людям больше нравится уже знакомое. Так как западная музыка по большей степени тональная, люди в пределах этой традиции лучше приспосабливаются к октавам, квинтам, терциям и так далее, а более редкие интервалы будут воспринимать неоднозначно.

Это очевидно и полностью понятно для музыкальных психологов, хотя они не всегда признавали глубину таких влияний. Довольно справедливо будет сказать, что восприятие взрослых представителей западных стран обусловлено традиционными взглядами на консонанс, но восприятие детей подобно чистому листу. Также можно подумать о проведении когнитивных экспериментов при участии людей, которые никогда не слышали западных гамм и не обладают собственной сильной гармонической традицией. Но сложность заключается не только в том, чтобы в наше время найти людей с такими специфическими характеристиками, но и в глобальной проблеме этнографических исследований: полученные результаты не всегда можно с уверенностью воспринимать как ответы к поставленным вопросам.

В любом случае, исследователи приходят к выводу, что младенцы выказывают предпочтение консонантным интервалам, а не диссонантным. Но необходимо учитывать, что предпочтения детей развиваются в окружении музыки: они слышат колыбельные и песенки с момента рождения, а на самом деле даже до этого момента: дети могут слушать и воспринимать звуки, находясь в материнской утробе. Нам известно, что на музыкальные предпочтения заметно воздействует окружающая музыкальная среда, а также что маленькие дети проявляют ненасытный интерес к внешнему миру. Нейробиолог Анирудх Патель утверждает, что к тридцатой неделе беременности дети» «уже многое знают об окружающем их звуковом пространстве».

Возможно, гармонические предпочтения основаны на внутреннем, природном компоненте, но доказательства в пользу этого предположения остаются неопределенными. Например, психологи Марсель Центнер и Джером Каган из Гарвардского университета изучили реакции четырехмесячных младенцев на две гармонизированные мелодии, одна из которых была написана в «консонантных» параллельных больших терциях, а другая – в «диссонантных» параллельных малых секундах, то есть одновременными нотами мелодии на расстоянии в полутон. Вторая мелодия звучит странно для нашего уха: каждая нота кажется искаженной. Внимание детей гораздо крепче удерживалось на мелодии с большими терциями. Они возбуждались, двигали ручками и ножками, когда звучали малые секунды. Все подозрения о действии существующих усвоенных предпочтений в данном эксперименте сведены к минимуму (но нельзя сказать, что полностью исключены), так как после опроса родителей было установлено, что между реакцией детей и прошлым опытом их взаимодействия с музыкой нет очевидной связи.