02 марта 1940 г., три часа дня (время берлинское)

— Согласно агентурным данным, концентрация бомбардировочной авиации в Сирии завершена. Караван с войсками продолжает проход через пролив Каттегат, а это пятьдесят тысяч свежих штыков, артиллерия и танки для финнов. Не говоря уже о том, что эскорт каравана по мощи равен всему нашему Балтфлоту. — Берия помолчал. — Коба, с Финляндией надо начинать переговоры о мире, иначе большая война со всей Европой будет неизбежна. Едва только погибнет хоть один английский или французский солдат, как общественное мнение этих стран, пока еще настроенное против войны, изменится кардинально, и Великобритания с Францией обрушаться на нас всей своей мощью.

— Англия и Франция, это еще нэ вся Европа, — задумчиво ответил Сталин.

— Гитлеру я не верю, — покачал головой Лаврентий Павлович. — Он, покуда всем было не до него, покуда в Лиге Наций дружно осуждали нас и снабжали оружием Маннергейма, под шумок поделил Чехословакию на пару с венграми и ляхами, а сейчас концентрирует войска у польских границ. Не для того же, чтоб воевать с Мощицким он это делает? Нет, Коба, я почти убежден, что он готовится ударить по нам вместе с поляками. Они, кстати, объявили мобилизацию.

— Ми тоже концентрируем войска на западных границах и ведем призыв резервистов, но ведь это не значит, что ми хотим ударить по Германии вместе с Польшей. Ты чересчур пессимистично настроен по отношению к будущему, Лаврэнтий. Доложи лучше, что сделано для обороны кавказских нефтяных месторождений и нефтеперерабатывающей промышленности.

02 марта 1940 г., половина пятого дня (время берлинское)

— Капитан 1-го ранга Виноградов у телефона! — доложил командир бригады подводных лодок Северного флота. По этому аппарату ему могло позвонить только начальство.

— Здравствуйте, Петр Ильич, — раздался в трубке голос с выраженным кавказским акцентом. — Товарищ Сталин вас беспокоит.

Кап-один, под недоуменными взглядами присутствующих в его кабинете офицеров, поднялся со стула с побелевшим лицом, машинально принимая стойку «говорю с большим начальством» и застегивая верхнюю пуговицу.

— Ви, наверное, уже в курсе, — продолжил меж тем Вождь, — что англо-французская буржуазия решила побряцать оружием перед лицом советского народа, и отправила свой экспедиционный корпус в Финляндию.

— Так точно, товарищ Сталин, — теперь пришло время взбледнуть и остальным офицерам. — Как раз сейчас провожу совещание со штабом и командирами дивизионов, вырабатываем план противодействия англо-французским силам в случае начала военных действий, для подачи в штаб Северного флота.

— Оперативно работаете, товарищ Виноградов, — похвалил каперанга Сталин. По-голосу чувствовалось, что он и впрямь доволен. — И какие имеются соображения?

— Соображение одно, товарищ Сталин, — ответил Виноградов. — Выводить бригаду на британские морские коммуникации. Сейчас обсуждаем детали операции.

— Это возможно? — поинтересовался Иосиф Виссарионович. — Я имею в виду – технически.

— Так точно, — ответил Виноградов. — Подводные корабли трех из четырех дивизионов способны достигать британского побережья, а это десять из шестнадцати субмарин бригады. Конечно, придется вывести плавбазы за Нордкин, однако четвертый дивизион и эсминцы Северного флота способны их защитить, в случае обнаружения противником.

— А скажите, товарищ Виноградов, сколько времени потребуется вашей бригаде для начала такой операции, если война с западными империалистами все же начнется? Когда ви, например, сможете рапортовать о первых успехах советских подводников?

Каперанг бросил взгляд на настенные часы.

— Полчаса, — коротко ответил он, и мысленно застонал. Дернул черт за язык, называется… За самоуправство в советском флоте гладят против шерстки.

— Вот как? — удивился Сталин. — Ви хотите сказать, что в зоне досягаемости кораблей вашей бригады находятся британские или французские корабли, вышедшие из Мурманска, или держащие курс на него?

— Не совсем так, Иосиф Виссарионович, — Виноградов выдохнул, и решил идти до конца. — В настоящее время в районе Оркнейских островов находятся две субмарины Северного флота: Д-3 «Красногвардеец» и Щ-421. Для их обеспечения к вест-норд-весту от мыса Нордкин выдвинута плавбаза «Двина». Кроме того, в Северном море заканчивает ходовые испытания К-1, также приписанная к моей бригаде.

— И что же, товарищ Головко об этом знает? — мягко поинтересовался Сталин.

— О К-1 знает, об остальных – пока нет, — отчеканил Виноградов, уже представляя, как его забирают сотрудники НКВД.

В трубке послышался легкий смешок.

— Но ведь ви ему доложите об этом, Петр Ильич?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Это хорошо, товарищ Виноградов. Командующий флотом обязан знать, где в настоящее время находятся его корабли. Это его прямая обязанность. А скажите, связь с этими подводными лодками имеется?

— Так точно, — кап-один вновь бросил взгляд на часы. — Плановый сеанс связи через двадцать пять минут.

— Тогда знаете что, Петр Ильич? Ви попросите их командиров, от моего имени, завтра, часов так с трех дня, начать прерывать английское морское сообщение. И остальные свои корабли готовьте к походам. А если необходимость в этом отпадет, я вам завтра, до трех часов, перезвоню. Вам понятно задание?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Ну, тогда до свидания, товарищ контр-адмирал.

— Я ж не контр-адмирал… — ошарашено произнес Виноградов, опуская трубку.

— Да нет, Петр Ильич, — произнес командир первого дивизиона, Гаджиев. — Думаю, уже контр-адмирал. Не может же товарищ Сталин в таком ошибаться. Верно я говорю, товарищи?

03 марта 1940 г., четыре часа утра (время местное)

«Фарман-221» капитана Жака-Мориса Люка резвым зайчиком пробежался по взлетной полосе, подпрыгнул, и неторопливо, как обожравшийся селезень, начал набирать высоту. Следом за ним тотчас же стартовал еще один бомбардировщик, с полным боезапасом. Начиналась операция «Бакинская нефть».

Сам Люка никакой особенной неприязни к русским не испытывал, как и какой-то горячей привязанности к финнам. Ну воюют они себе, и Бог с ними – его это не касается. Коммунисты? И что? Была у него в Марселе одна коммунисточка, так она… Впрочем, джентльмены о таких вещах не распространяются.

Однако, как человек военный, как офицер, он обязан был выполнить приказ, а потому его машина, как и еще четырнадцать таких же, взяла курс на одиннадцать часов. «Фарманы» шли бомбить Одессу. Не испытывая ненависти к будущему врагу, не испытывал он и угрызений совести. С какой, спрашивается, стати? Кто-то улицы метет, кто-то роды принимает, а его работа – бомбы сбрасывать, куда укажут. Ну а то, что там внизу люди… Извините, граждане, вам не повезло – ваш лидер поссорился с Францией. А почему поссорился, так какое ему, капитану Люка, дело? Он не политик, он военный.