Сразу же после прибытия эскадр в Америку антирусская коалиция развалилась. Первой поспешила отойти Австрия, которая, сразу почуяв всю шаткость положения, предвидя близкую размолвку Англии и Франции, побоялась принять на себя совместный удар России и Пруссии. Австрия, круто изменив свою политику, не только пошла на соглашение с Россией, но даже стала содействовать усмирению мятежа в Царстве Польском.

Английским дипломатам с большим трудом удалось задержать на полпути, в Берлине, грозную ноту с угрозами в адрес России, которую должен был вручить Горчакову лорд Непир. Теперь Форин оффис пошел на попятную.

Очередная война за передел европейских границ началась в июне 1866 г. 3 июля прусские войска разбили австрийцев у деревни Садовая. Мирным договором в Праге было установлено, что Шлезвиг, Голштиния, Ляуенбург, Ганновер, Кургессен, Нассау и Франкфурт присоединены к Пруссии. Кроме того, Бавария и Гессен-Дармштадт уступали Пруссии часть своих владений. Между всеми немецкими государствами был заключен наступательный и оборонительный союз, впоследствии преобразовавшийся в Германскую империю. Одним из пунктов договора было обязательство южногерманских монархов (баварского, баденского и виртембергского) во время войны отдавать свои войска в распоряжение Пруссии.

В ходе войны и после нее Горчаков развил бешеную дипломатическую активность, досаждая Наполеону III планами отмены Парижского мира в обмен на одобрение Россией тех или иных территориальных переделов. Император по-прежнему водил князя за нос. Многочисленные послания Горчакова представляют интерес лишь для узкого круга историков. Но в одном из писем барону А. Ф. Буддергу князь проболтался. 9 августа 1866 г. Горчаков написал: «Мы протягиваем для него руку, но с условием, что если мы поддержим виды Наполеона, то он поддержит наши. Политика – это сделка, и не я придумал это»[86]. Далее Горчаков писал, что Наполеон III «желает территориальных компенсаций» за пределами «границ 1814 г.», но его планы могут встретить сопротивление, которое может иметь успех, «если мы будем в нем участвовать». Горчаков предлагал следующую сделку: «Россия может не чинить препятствий планам Наполеона III, если он пойдет навстречу ее интересам в деле отмены условий Парижского мира». В намерения и интересы России, продолжал Горчаков, «не входит восстановление флота на Черном море в его прежних размерах. Мы не имеем в этом надобности. Это более вопрос чести, чем влияния»[87].

Совершенно верно, отмена статей договора для князя в первую очередь было вопросом чести. А вот для жителей Одессы и Севастополя нужны были быстроходные корабли с дальнобойными пушками и мощные береговые батареи. И им было абсолютно наплевать, какой флаг развевается над этими кораблями – Андреевский или нынешний триколор[88], и что строения с толстыми двух-трехметровыми каменными стенами именуются не пушечными казематами, а складами купца 1-й гильдии Пупкина…

Бисмарк систематически издевательски высказывался о политике Горчакова: «Обыкновенно думают, что русская политика чрезвычайно хитра и искусна, полна разных тонкостей, хитросплетений и интриг. Это неправда… Если бы они, в Петербурге, были умнее, то воздержались бы от подобных заявлений, стали бы спокойно строить суда на Черном море и ждать, пока их о том запросят. Тогда они сказали бы, что им ничего неизвестно, что нужно осведомиться, и затянули бы дело. Оно могло бы продлиться, при русских порядках, и, в конце концов с ним бы свыклись»[89].

Война 1866 года предельно обострила взаимоотношения Франции и Пруссии. Разрешить их дипломатическими способами было невозможно, рано или поздно в ход должен был быть пущен «последний довод королей»[90].

Париж и Берлин были абсолютно уверены в своей победе и с нетерпением ждали начала войны. Единственной столицей Европы, где боялись франко-прусской войны, был… Санкт-Петербург. Наши генералы и дипломаты переоценивали мощь французской армии. Им мерещились поражение Пруссии, вступление в войну Австрии на стороне Франции и, наконец, вторжение австрийских и французских войск в Польшу с целью создания независимого Польского государства из территорий Пруссии и России. И действительно, польские эмигранты зашевелились в Вене и Париже. Как всегда, кичливые паны были абсолютно уверены в своем успехе и жарко спорили, кто же станет во главе нового государства – граф Альфред Потоцкий или князь Владислав Чарторыский.

Россия начала готовиться к защите своих западных земель. В начале августа военный министр Д. А. Милютин представил царю записку, в которой были разработаны меры на случай войны с Австрией. Было решено сосредоточить в Польше армию до 350 тысяч человек, а на Волыни – 117 тысяч человек.

Замечу, что численность армий мирного времени в 1869 г. составляла: в Австро-Венгрии – 190 тысяч человек, в Пруссии – 380 тысяч, во Франции – 404 тысячи, в Англии – 180 тысяч и в России – 837 тысяч человек.

Накануне войны русская дипломатия металась из стороны в сторону. В значительной степени это объяснялось тем, что царь сочувствовал Пруссии, а канцлер – Франции. За несколько дней до начала войны Горчаков довольно откровенно заявил французскому послу Флери, на какой основе возможно улучшение отношений между обеими державами: «Франция – должница России. Надо, чтобы она дала залог примирения на Востоке»[91].

Но еще в июне 1870 г. Александр II еще раз подтвердил Бисмарку обещание: в случае вмешательства Австрии на стороне французов Россия выдвинет к ее границе трехсоттысячную армию и, если понадобится, даже «займет Галицию». В августе 1870 г. Бисмарк сообщил в Петербург, что Россия может рассчитывать на поддержку Пруссии в деле пересмотра Парижского мира: «Мы охотно сделаем для нее все возможное». Бисмарк, конечно же, постарался, чтобы в Вене узнали об обещании России выдвинуть трехсоттысячную армию, если Австрия пожелает вмешаться в войну, еще до ее начала. 16 июля 1870 г. сообщение об этом уже поступило в Вену от австрийского поверенного в делах в Берлине, и именно поэтому 18 июля Общий совет министров в Вене высказался против немедленного участия в войне.

Александр II порекомендовал малым германским государствам в случае войны полностью выполнять свои союзнические обязательства перед Пруссией.

19 июля 1870 г. Наполеон III объявил войну Пруссии. Начало августа застало императора Александра II на маневрах в Царском Селе. 6 августа был днем Преображенского полкового праздника. Утром французский посол Флери принес царю депешу о блистательной победе французов при Марс-Латуре. Затем явился прусский посол, принц Генрих VII Рейсс со своей депешей, где говорилось о полном разгроме французов там же, под Марс-Латуром. Александр II, выйдя к гвардейцам, провозгласил здравицу в честь непобедимой немецкой армии: «Французы с дороги на Верден отброшены к Мецу!»