— И ты думаешь, если бы я убил его, то признался бы тебе в этом?

— Нет. Но я бы поняла, что ты врешь.

— Как? Ты даже не смотрела мне в лицо? — Семе говорили, что у него очень красноречивая мимика.

— По изменившемуся пульсу. — И коснулась губами его шеи. В том месте, где билась жилка.

По телу Семы будто разряд тока прошел. Прикосновение, конечно, не невинное, а довольно интимное, но от таких он обычно не покрывался мурашками.

Если бы Лена отстранилась, он бы успокоился. Но она начала блуждать губами по его лицу: подбородку, щеке, виску… Намеренно избегая губ. Елена как будто ждала, что он первый ее поцелует.

Но Ткачев не хотел делать этого… Вернее, хотел и даже очень, но сдерживал себя.

Если они поцелуются, то плотину прорвет, и Сема накинется на Елену…

Он очень хотел ее. С первой встречи. И вообще… Хотел! Потому что секса давно не было. Но они взрослые люди, а не озабоченные подростки, готовые трахаться в заброшенных домиках. Еще и в такой антисанитарии… И без презерватива!

Обо всем этом думал Сема, когда Лена искушала его легкими прикосновениями своих губ, но когда она пустила в ход руки… Они забрались под его футболку и стали поглаживать живот. Всего лишь это, ничего более изощренного… И все же именно теплота ее ладони заставила забыть обо всем.

Ткачев сграбастал Лену, усадил ее верхом на себя и впился губами в ее полуоткрытый рот. Плевать на все: ужасное место (в подобном он и подростком бы не занялся сексом), антисанитарию, отсутствие защиты…

Семе казалось, что если он не овладеет этой женщиной сейчас же, то умрет.

Он видел Сему и Лену. Как они вернулись домой. Не спалось, и Женя вышел в огород.

Дождь прекратился. Пахло влажной землей, травой, ботвой, васильками и… немного навозом. Он размок и стал пованивать. Но это не раздражало.

Опираясь на костыли, к которым уже привык, Ляпин прошел к черносмородиновым кустам. Ягода еще не вызрела, но он все же попробовал ее и тут же выплюнул. Редкостная гадость, даже когда спелая не особо вкусная.

Жаль, Александровы клубнику не выращивают. Ее он любил. А еще терновник. Но сейчас его почему-то не найдешь.

Жека пытался. И в магазинах смотрел, и на рынках, и к бабушкам у метро подходил. Не ценился, видимо, терновник нынче. На любителя он…

К нему дядя Жеку пристрастил. Тот самый, что погиб, упав в чан с расплавленным мылом. У него женщина была любимая. Он ее Беатриче называл. В честь музы Данте Алигьери.

Дядя, как и известный итальянский поэт, испытывал к ней платонические чувства. Она жила в ближайшем Подмосковье, в частном доме. С мужем и двумя дочками. По случаю продавала городским что-то со своего огорода. У нее брали огурцы, помидоры, зелень вообще на ура расходилась. А вот терновник спросом не пользовался. Из него и компот так себе, и варенье. Но дядя, желая угодить своей Беатриче, брал эту ягоду ведрами. И поедал ее с племянником до тех пор, пока вяжущий вкус не набивал оскомину.

Вспоминая о тех днях, Женя бросил рассеянный взгляд за забор и увидел парочку.

Мужчина и женщина шли рядом, о чем-то тихо переговариваясь. Они не обнимались, не держались за руки, но было сразу ясно, что между ними что-то интимное произошло не так давно.

Когда же Ляпин узнал в полуночниках Лену и Сему, то хмыкнул. Свершилось наконец! Между этими двумя искры летели, и их показное равнодушие друг к другу так забавляло…

Лена и Семен ушли в дом, не заметив Ляпина. Он остался во дворе, присев на лавочку.

Дневник княжны был при нем. Прочитанный до последней имеющейся в нем страницы. Не хватало десяти листов — Женя посчитал. Интересно, что было в них такого, что некто вырвал их? Имя убийцы Елены? Или факты, указывающие на него? Скорее всего. Не зря же призрак белой женщины привел Ляпина к дневнику.

Женя открыл его и провел пальцами по оборванным краям. Что-то тут не так…

— Кто тут? — услышал он настороженный голос.

Это Сема вышел из дома с полотенцем в руках, намереваясь принять душ. Но тут же увидел Ляпина и кивнул ему.

— В Голыши ходили? — спросил тот у Ткачева.

— Я один… — И смутился, как мальчишка. — А Лену там встретил.

— Почему от тебя пахнет…? — хотел добавить «сексом», чтобы сконфузить, но закончил предложение иначе: — Костром?

— Грелись у «буржуйки».

«И друг о друга», — продолжил мысленно пошлить Ляпин. Что на него нашло сегодня?

— С твоего позволения я пойду в душ. — И заторопился туда, чтобы скрыться в кабине за полиэтиленовой шторкой.

Зажурчала вода.

Женя вернулся к дневнику. Что же с ним не так?

Повествование обрывалось на том, что княжна влюбилась в Ивана Крючкова. Нет, было еще три страницы, но они не содержали никакой информации. На них Елена изливала свое чувство к потомку архитектора. Очень романтичной была барышней. И чудаковатой. Нет бы послушаться подругу, выйти замуж за внука помещика Маркина и жить себе спокойненько, так нет же, все ей любовных терзаний подавай. То в конюха влюбится, то в строителя. И если первый не воспользовался втюрившейся в него дурочкой (возможно, не из-за порядочности, а из-за трусости — узнал бы князь, как минимум с работы выгнал), то второй… Как знать? Его семье от одного из князей Филаретовых досталось, мог захотеть отомстить его представительнице…

Нет, не так! Прервать род, убив последнюю его представительницу, способную к деторождению.

В этих размышлениях Жека провел все то время, что у Ткачева ушло на мытье. Встряхнулся он, когда Семен вышел из душевой с голым торсом.

— Опять нужно в поселок за вещами ехать, — сказал он. — Мои все грязные.

— Так постирай.

— А тут машинка есть? — встрепенулся Ткачев.

— Ручками, Семен, ручками. — Он с завистью посмотрел на поджарое тело архитектора. Он ненамного младше Жеки, работа у него сидячая, так откуда на животе кубики?

— Нет, я так не умею. Легче выкинуть.

— Буржуй.

— Я в поселке на тысячу рублей, можно сказать, оделся. А свои шмотки я, конечно, в машину брошу и дома постираю.

— Кстати, когда намереваешься вернуться?

— Не знаю пока. Мне тут нравится.

— Еще бы, — хохотнул Ляпин.

Хозяйка дома хоть и не привлекала его, но он не мог не признавать того, что она сексуально привлекательна.

— Ты на что намекаешь? — нахмурился Ткачев.

— На то, что тут благодать. Тишина, спокойствие, а запахи какие…

— Навозом несет. Но насчет остального согласен. Мне сейчас как раз тишины и покоя хочется. Надо в себе разобраться. В Москве не получится.