— Жалко, парнишка не видит, — вздохнул Фремло. — Я слыхал, это он раздобыл ей эту штуку. Ему бы понравилось. — Никто не ответил.

Погоню никто не отменял; кротобои оставались кротобоями: они делали свои умозаключения, полагаясь на свои навыки и охотничье чутье. С той только разницей, что теперь философия капитана Напхи оставляла еще электрический след, который подтверждал или не подтверждал их предположения. А еще раз или два у капитана, когда она возилась со своим приемником, был такой вид, словно она беззвучно повторяла какие-то слова, среди которых было и «спасибо».

Насмешник Джек шел под землей не так, как полагается нормальным мульдиварпам.

— Откуда он знает? — вслух недоумевал Вуринам. — Ну, вот как он узнает, что мы висим у него на хвосте? Почему он все время пытается сбежать? — Так он интерпретировал необычайную стремительность и уклончивость большого зверя.

— Он давно уже дразнит капитана, — шептались другие. Потому-то он ее философия.

Но Хоб Вуринам задавался еще одним вопросом. Как-то вечером, когда они огибали полосу льда, багровевшую в кровавом пламени заката, он, нервно вывернув карманы наружу и снова вставив их на место, обратился к доктору Фремло:

— Как, по-вашему, это не похоже на мошенничество?

Доктор наблюдал за потасовкой сурков возле норы. Фремло ничего не ответил.

— Если Напхи возьмет Джека-Насмешника таким способом, — продолжал Вуринам, — не будет ли это мошенническим завершением ее философии? Разве можно облегчать себе путь, пользуясь тайным знанием, как вы думаете, доктор? — Фремло на ходу запустил комком бумаги в дерущихся сурков. — Интересно, что бы сказал Шэм, — продолжил Вуринам.

— Вряд ли что-нибудь особенное, — отозвался Фремло. — Это же не утиль, верно? Это просто большой крот.

Солнце село, пока они двое продолжали разговор о Шэме, а транспортное средство, лояльность которому они оба сохраняли за повременную оплату, нарезало спирали по пересекающимся участкам путей, постепенно сокращая расстояние между собой и объектом страсти своего капитана.

В первый раз или два, выманивая ее к себе с неба, Шэм просто гладил шерстку Дэйби, наслаждаясь присутствием существа, которому он был важен как таковой, а не как ходячее подтверждение того, что некий фрагмент рельсоморья есть тот самый фрагмент рельсоморья с того самого снимка. Между тем опознание продолжалось. Он уже сказал «да» окаменелому лесу; леднику, который наползал на рельсоморье и уже почти съел рельсы в одном месте; фрагменту узнаваемо кочковатой земли. «Это ты видел?»

Каждый раз, когда Шэма выводили на опознание, Дэйби описывала круги в небе. Каждый раз Шэм говорил «да» — до того, последнего случая, когда он, помешкав, сказал правду: «нет». И капитан Элфриш, подумав, кивнул и сменил курс.

Дэйби отказывалась заходить в камеру Шэма, но присаживалась на край крошечного окошка. Шэм раскидывал руки, точно крылья, а потом оживленно тыкал пальцем в проплывавшие мимо острова, поощряя мышь отправиться туда, попугать местных чаек и поискать корма. После чего заманивал ее обратно. Он глядел, как она кувыркается под облаками и верхним небом над зубчатым краем утильного рифа.

Где же они ехали?

Жизнь Шэма зависела от милосердия человека, не знавшего пощады. От настроения убийц, которые легко могли швырнуть его за борт или подвесить на крюке над землей просто так, забавы ради. Но, пока он был им полезен и они сохраняли ему жизнь, он не уставал всматриваться в окружающий их мир, где он никогда не бывал прежде. Здесь не было ни доктора с его заданиями, ни скуки, и уже одно это — несмотря на постоянно грозившую ему опасность — вдохновляло.

Робалсон навещал его в любое время и говорил ни о чем. То вдруг начинал нерешительно поддразнивать Шэма, а когда это ни к чему не приводило, продолжал неловко сидеть.

— Ходит столько слухов, — сказал он, наконец, однажды. — Насчет того, что если то, за чем гонятся эти Шроаки, ну, то, что нашли их родители, хотя бы наполовину так хорошо, как все думают, то мы… — Он причмокнул губами. — Говорят, это даже представить нельзя. Так что нам надо пошевеливаться, пока остальные не пронюхали. Но ведь у других-то твоих картинок нет, так ведь?

«Картинок нет, — подумал Шэм, — но это все равно не помешает им гнаться за Шроаками». Он прикусил губу.

Раздался свист, по палубе наверху тяжело затопали бегущие ноги. Поезд прибавил ходу, наискось уклоняясь от ранее избранного пути. Такое маневрирование требовало большого искусства. Движение продолжалось зигзагообразно, сопровождаясь резкими наборами и сбросами скорости. Робалсон подпрыгнул.

— Что это? — закричал Шэм. Его тюремщик помешкал, послал ему неуверенную улыбку, но тут же выскочил наружу и повернул в двери ключ. Шэм бросился к оконцу, и у него захватило дух. «Тарралеш» преследовал другой поезд. Небольшой купеческий состав, из тех, что возили товары между островами, пыхтел впереди на пределе своей скорости.

— Уходи! — закричал Шэм, хотя поезда разделяли еще целые мили; товарняк, точно услышав, наддал еще.

Раздался свист, постепенно переходящий в гул. Снаряды вырвались из всех орудий пиратского поезда сразу, с ленивой грацией взмыли вверх и, описав широкую дугу, обрушились наземь чередой взрывов, от которых куски рельсов и шпал полетели в разные стороны. Одна бомба угодила в последний вагон преследуемого поезда.

Шэм застонал. Взорвался служебный вагон, превратившись в огромный букет пламени, покореженных кусков металла, досок и, — О, боги мои Каменнолицые! — крошечных кувыркающихся фигурок. Все это вперемешку попадало на землю, которая сразу начала вскипать вокруг еще шевелившихся тел, — это плотоядные обитатели подпочвы учуяли человечину.

Новый шквал выстрелов, и поезд замер неподвижно. Через несколько страшных минут «Тарралеш» подобрался к нему почти вплотную. Шэм слышал крики и вопли вооружавшейся команды. На палубе обездвиженного поезда их уже ждали мужчины и женщины с мечами и пистолетами и искаженными ужасом лицами. Конечно, они не солдаты, и уж тем более не пираты, но драться они будут.

Однако решимость дорого продать свою жизнь не принесла команде товарняка ничего хорошего. «Тарралеш» снова обстрелял поезд снарядами, каждый взрыв десятками сносил людей с палуб и разбрасывал по ужасной земле. Поезд Элфриша встал параллельно подбитому товарняку, на соседние рельсы, и зацепил его абордажными крючьями. Громкими криками приветствуя какого-то злобного пиратского бога, команда «Тарралеша» посыпалась на соседнюю палубу, и рукопашная началась.

Шэму повезло. Он почти ничего не видел. Но и того, что он видел, ему показалось более чем достаточно. Мужчины и женщины стреляли друг в друга в упор, без разбора сбрасывая убитых и раненых за борт. Некоторые падали так близко от него, что он слышал их вопли, видел, как они ползли на сломанных конечностях, и, зажимая кровоточащие раны, пытались взобраться обратно.