— Во всех четырёх письмах — один и тот же ответ: «Пусть будет — как Богу сиё угодно! Софья», — доложил Алёшка.

— Ну и хитра моя сестрёнка! Змея осторожная, ядовитая…

По завершении двухчасового разговора они приняли такой нехитрый план: дождаться, когда зарядят хмурые осенние дожди и завершатся плановые учения воинские, выслать в стрелецкие полки богатый водочный обоз — в качестве милостивого царского презента, выждать сутки-другие, после чего тщательно окружить злонамеренных смутьянов и разобраться с ними — как уже получится…

— Мин херц, а можно, я на недельку отъеду к себе в Александровку? — попросил Егор, провожая царя в опочивальню. — Жена очень уж сильно скучает по жизни деревенской! Вместо меня тут Волков покомандует — в делах охранных, а в полку — Федька Голицын… Можно, государь?

— Валяй! — разрешил сильно захмелевший Пётр. — Даже на две недели можешь, разрешаю! Я вот тоже решил слегка отдохнуть от дел государственных: и Анхен заждалась меня, да и из Дании прибыло с пяток девиц свежих… Преображенцев возьми только с собой десятка два: пусть тщательно охраняют моего верного охранителя…

— Да, чуть не забыл, мин херц! Можно, мы с Яшкой Брюсом при моём полку создадим лабораторию оружейную? Есть, понимаешь, парочка мыслей дельных…

— Создавайте! Кто же вам мешает? А, ефимки нужны… Пятьсот рублей хватит? Возьми в казне, я распоряжусь завтра… Хотя, и сам мог бы выделить из своей тугой мошны! Деньги-то на воинских поставках вы с герром Францем гребёте — совсем даже неплохие…

Александровка встретила чету Меньшиковых голубым безоблачным небом и ласковым, но совсем уже нежарким сентябрьским солнцем.

«И всё же бабье лето — лучшее время года! — подумал Егор. — Даже в поздней весне, когда зацветают плодовые деревья, нет такого шарма и утончённости…»

В полях и садах созрел богатый урожай овощей и фруктов, а все зерновые культуры уже были успешно убраны и размещены по амбарам и житницам. Егор с удивлением узнал, что главным овощем того времени являлась репа.

«Совершенно ничего странного! — прокомментировал этот факт внутренний голос. — Картошку-то ещё не завезли из Европы, вот репа и стала основой среднестатистического крестьянского рациона…»

Из других овощей присутствовали: белокочанная капуста, морковь, редька, мелкий репчатый лук и чеснок, вернее, нечто среднее между классическим чесноком и дикой черемшой. Фрукты на Егора тоже не произвели особого впечатления: сливы выросли мелкими и кислыми, яблоки и груши были густо покрыты чёрными точками парши. Только фундук, росший в северной части господского сада, обрадовал: орехи были весьма крупными, с тонкой скорлупой и очень духовитыми.

— Ничего, Саня! — обнадёжил беременную жену Егор. — Вот весной мы с Петром Алексеевичем поедем в Европу, я там и семян разных накуплю, такое вырастет — удивишься. Мы тут всё переиначим! Крестьян заставим огородничать по-другому. Да и хороших фруктовых саженцев надо будет прикупить, по весне настроить стеклянных теплиц и парников…

— Ты уедешь, а я? — жалобно спросила Санька. — Как я тут одна — без тебя? Я же обязательно умру — от злой тоски…

— Не умрёшь! — заверил Егор. — Весной ты будешь уже не одна! Так, давай сюда свой живот, я послушаю!

Пока они ехали в карете от Москвы до Александровки, жена всё дремала. Егор же за это время смастерил некое подобие стетоскопа, используя для этого самый разный подручный материал: полый рог сайгака, подаренный ему под Азовом казачьим атаманом Шубой, чашечку от разбившейся фарфоровой курительной трубки, голландскую деревянную пуговицу с круглым отверстием посередине, паклю и свежий рыбий клей.

— Саша, я боюсь! — чуть испуганно заныла жена.

— Так, отставить споры! — притворно нахмурился Егор. — Задирай быстро сарафан! Кому я сказал?

— Ой! — смешливо взвизгнула Санька. — Предупреждать же надо! Эта штуковина такая холодная и щекотная…

— Помолчи немного! Посиди спокойно чуть-чуть: я слушать буду!

Минут семь-восемь он усиленно вслушивался, перемещая фарфоровую чашечку по тугому животу своей беременной супруги, наконец оторвал ухо от голландской пуговицы, надетой на сайгачий рог, и широко улыбнулся.

— Что такое? — забеспокоилась Санька. — Что тебя так рассмешило?

— Двойня у нас народится! Понимаешь? Там два сердечка стучат! Твоего, понятно, не считая. Конечно, я могу и ошибаться… Ты рада?

— Рада! Я и сама чувствую, что их двое. — В голосе жены послышалась неуверенность. — Только тогда надо будет найти опытную бабку-повитуху. Двойню рожать — дело непростое…

— Не волнуйся, моё сердечко, я буду рядом! Помогу повитухе… Почему — повитухе? Доктора позовём хорошего, заграничного, опытного…

Весь день Санька во главе пяти расторопных дворовых девок, занималась варкой всевозможных варений и фруктовых компотов, используя вместо сахара мёд и порошок из высушенных корней иван-чая.

Егор же отправился в ближайшую берёзовую рощу по грибы. Ходил среди жёлтого осеннего листопада, думал о превратностях и странностях этого бренного мира. Русский осенний лес — лучшее место на этой планете для философских раздумий и придумывания мудрых и вечных сентенций…

Он набрал полную корзину крепких тёмно-коричневых маслят и смешных опят, чьи шляпки были густо «поперчены». Понизу кустарника постоянно перепархивали весёлые стайки рябчиков и куропаток, в небольшом лесном озере громко били хвостами по воде крупные щуки, отдохнувшая душа звенела от восторга и искреннего умиротворения.

«Эх, оставить бы навсегда службу царскую и поселиться в этих краях! Я был бы очень хорошим помещиком: в меру добрым, в меру — строгим… — подумал Егор. — Да царь никогда не отпустит, не оставит в покое. Да что там меня, он и всю страну в покое не оставит, никому не даст застояться и закиснуть… Пётр, он очень собаку-таксу напоминает: та тоже не может долго сидеть на одном месте, ей всё надо бежать куда-то, копать, искать лисьи норы…»

Ночью, уже почти засыпая, Санька едва разборчиво прошептала, обнимая Егора за шею своей горячей рукой:

— Ты такой умный у меня, всё умеешь, всё знаешь… Иногда мне кажется, что ты нездешний, не отсюда…

— Как это? А откуда тогда?

— Не знаю. Но я всё равно люблю тебя…

Через полторы недели зарядили скучные осенние дожди Егор понял, что пора возвращаться в Москву, да и царь очень не любил опоздавших…

Саньку же он решил (под охраной пяти надёжных солдат-преображенцев, получивших за это хорошую плату) оставить в Александровке: нечего ей было делать в Москве в преддверии кровавых разборок со стрельцами. Опять же, чистый деревенский воздух, парное молоко — они весьма полезны для женщин беременных…

По случаю окончания регулярных осенних учений и прибытия царского водочного обоза стрельцы на несколько суток встали единым временным лагерем, разбив несколько сот парусиновых палаток — недалеко от стен древнего безымянного монастыря.