Варя

Она всю дорогу подпрыгивала от нетерпения. Отвыкла общественным транспортом ездить. А тут пересадки. Метро. Маршрутка.

– Долго ещё? Скорее! – подгоняла, словно это могло помочь. Выбивала каблучками дробь, куталась в шарф-снуд и без конца поправляла рыжие завитки, что падали ей на глаза.

Ей очень хотелось увидеть сына. И я её понимала. Предвкушала, как двое рыжих обрадуются и кинутся друг другу в объятья.

Но действительность поразила меня до слёз.

Ванька сидел в комнате и рубился в какую-то игру. Увлечённый, в наушниках, он не слышал, как мы вошли. Сашка встала на пороге комнаты и негромко позвала:

– Ваня…

И он услышал. А может, краем глаза увидел. Такую рыжую красотку вряд ли кто пропустит.

– Мама! – кричит Ванька и вскакивает, путается в проводах, чуть не падает. На ходу срывает наушники и вцепляется в Сашку мёртвой хваткой, словно боится, что она сейчас исчезнет.

– Ванька мой! – шмыгает носом Александра Николаевна и прижимает к себе сына. – Как же я по тебе соскучилась!

– Ты же больше не уйдёшь? – заглядывает ей в глаза Ваня.

– Без тебя – нет.

Они что-то восклицают, гладят друг друга по лицам, плачут, обнимаются, кружат по комнате, как два пьяных счастливых медведя. А я потихонечку ухожу на кухню – ставить чайник. Я здесь явно лишняя. Им нужно побыть вдвоём, поговорить.

– Илюш, – звоню я Драконову, не могу не поделиться радостью. – А я Сашку нашла!

На том конце молчание. Я уже подумала, что Илья оглох или забыл обо мне, а затем слышу приглушённое чертыхание и выдох:

– Охренеть! Как ты это сделала? У тебя точно дар или я даже не знаю что, – фантазирует Илья.

– Всё случайно, не выдумывай.

И я рассказываю ему, как коварна порой бабушка Драконова, когда пытается защитить семью.

– Ванька небось рад?

– Ты даже не представляешь, как. Я оттуда удрала, чтобы меня случайно волной их любви не снесло.

– Держись, моя Варежка! Скоро буду – помогу спастись от потопа.

Он отключается, а я понимаю, что самое главное ему сказать не успела. Но перезванивать не стала. Успеем ещё разобраться со всеми делами. Сейчас есть заботы поважнее.

– Пора ужинать, – зову их к столу. Они смотрят на меня, как два рыжих совёнка, которых случайно ослепил солнечный свет: хлопают глазами, таращатся на меня, словно я привидение, что посмело нарушить их покой.

– Успеете ещё и наговориться, и наобниматься, – включаю я строгую учительницу. – Никто и никуда вас не гонит. Так что времени у вас – вагон.

Сашка ест, как изголодавшаяся собака: быстро, жадно, не отрываясь от тарелки. Наверное, за много времени у неё аппетит появился. Даже Ванька не так метёт еду и поглядывает на мать с жалостью.

В какой-то момент она насыщается, останавливается. Смотрит в почти пустую тарелку и заливается краской стыда.

– Я… – запинается она и щёки её становятся пунцовыми. – Кажется, сто лет не ела. Как ушла из дома, словно кто кислород перерезал. Всё на автомате. Варя, ты прости меня, ладно? За всё.

Слова её, такие важные, не тешат моё самолюбие. Наоборот: я чувствую за неё гордость. Словно Сашка – моя ученица, достигшая самых больших высот.

– Я никогда не сердилась и не обижалась по-настоящему. Чувствовала: что-то не то. И жалела, что не смогла поговорить вовремя. Может, всё, что случилось, не произошло бы.

– Произошло бы рано или поздно, – вздыхая, прячет она глаза. – Слишком много недомолвок. Мы вроде бы с Иваном и разговаривали, но, видимо, каждый слышал, что хотел. Да и откровенности как таковой между нами не было никогда. А в последнее время совсем отдалились. Я ревновала. Следила. Пока не поняла, что это путь в никуда. Но пропасть уже разверзлась.

Она снова вздыхает, слёзы прорываются потоком и текут по щекам двумя дорожками. Ванька смотрит на неё беспомощно. Хмурит брови, но молчит.

– Мам, а у меня новая игрушка! – неожиданно срывается с места он. – Хочешь, покажу?

Он тянет её за руку, Сашка улыбается ему и встаёт.

– Давай, как раньше, вдвоём? Будем мочить монстров!

Вот же рыцарь. Он утешает её по-своему. Отвлекает. Лишь бы она не думала о грустном. Не печалилась.

– А давай! – соглашается Сашка, и глаза её сверкают азартом.

Я медленно выдыхаю и поглядываю на время. Бью тапочкой по полу. Нервничаю. А когда раздаётся звонок в дверь, взлетаю со стула как ракета.

Но это Илья приехал. Он видит мою растерянность и разочарование. Улыбка на его лице гаснет.

– Меня не ждали? Или что-то опять случилось?

– Ничего не случилось. То есть, пока не случилось, – затягиваю я его в квартиру, вцепившись обеими руками в куртку. – А у тебя ключи, между прочим, есть. Мог бы дверь и сам открыть.

– Ну вот ещё, – бубнит он обиженно. – Дом полон людей, а я – в замке ковыряйся? С какой стати? И вообще я голодный. И устал. А ты мне не рада.

– Да рада я, рада, – целую его в щёку и расстёгиваю молнию на куртке. – Раздевайся уже.

– А Сашка с Ванькой?.. – следит он за мной из-под ресниц и закрывает левый глаз. Вся его поза кричит, что мои слова восприняты буквально, и он готов хоть сейчас раздеться догола.

– В игрушку рубятся. А ты не обольщайся. Верхнюю одежду снимай. Руки мой.

Но Драконову не судьба была сегодня отведать моих разносолов. Раздаётся ещё один звонок в дверь, и я, расплываясь в многозначительной улыбке, с таким торжеством бегу в коридор, что Илья не на шутку встревожился.

– Добрый вечер, – переступает порог папа Драконов. Молодец, бабася! За что я её и люблю: сказала – сделает.

Я могла бы и сама его позвать, конечно. Наплести чего-нибудь. Но боялась себя выдать. Да и врать – не мой конёк. Обязательно спалилась бы на какой-то мелочи.

– Что-то случилось? – он хмур и не ждёт ничего хорошего. – Мама была так взволнована, что я бросил всё и поехал к вам. Что-то с Ваней? Не уследили? Он опять убежал?

– Нет. С Ваней всё хорошо, – беру я его за руку и вижу, как нервно взвивается Илья. Вот же глупый ревнивый ослик.

Я веду папу Драконова за собой. Завожу в комнату, где возбуждённо играют и переговариваются Ваня и Саша.

– Сашка… – чтобы увидеть такое лицо, стоило придумать эту авантюру. Там и мука, и радость, и досада. Неравнодушие и любовь. Теперь я точно знаю: он её любит. Иначе не смотрел бы с такой жадной тоской на рыжеволосую красавицу.

– Ваня… – Сашка поднимается стремительно. Закусывает губу. Прячет глаза. Не знает, куда себя деть.

– Папа! – бросает джойстик Ванька, но я ухитряюсь перехватить его и выдернуть из комнаты. Эти двое даже не заметили моего поползновения. Смотрят друг на друга так, что сожрали бы и не подавились.