Халат с шалевым воротником, кушаком, широкими рукавами он носил поверх белой сорочки для смокинга и с галстуком-бабочкой. Изнеженно-салонный облик дополняли длинный костяной мундштук (еще один «ноэлизм») и глянцевые дорожки на черных, жестко уложенных волосах.

Еще в начале двадцатых, съездив в рациональную спортивную Америку, Ноэл полюбил яркие водолазки из джерси и носил их со светлыми фланелевыми брюками и теннисками, а также, в более формальных случаях, с классическими двубортными пиджаками. Получалось демократично, но в британском стиле. «Из вечерних газет я узнал, что начал новую моду», — вспоминал Ковард. Отныне все — и денди, и мальчики из хора — носили именно такие водолазки из джерси, иногда весьма смелых цветов. Он обожал пурпур, непременно носил что-то в этом оттенке: шелковый галстук, носки, сорочки, халаты. Пурпур, бесспорно, подходил его лучистым с бирюзовой искрой глазам, но Ковард также знал, что этот цвет был зна́ком для «своих»: по нему узнавали друг друга элегантные лондонские гомосексуалы.

Ковард был по-уайльдовски элегантен. Он любил сдержанные безукоризненные костюмы от Hawes & Curtis и других закройщиков с лондонской Сэвил-роу, на раутах появлялся в классических смокингах и, в общем, почти не хулиганил и не эпатировал публику.

Один из главных «ноэлизмов» Коварда — произношение. Драматург выработал особый, весьма примечательный стиль речи — торопливый, немного в нос, мягкий, как будто слегка смазанный, с твердыми, негрубыми «р». Слова «волшебный» и «дорогуша» (русский перевод не передает певучее очарование marvelous и darling), часто звучавшие в монологах и песенках Коварда, перекочевали в словарь модников, ими бросались прожженные эстеты, американские брокеры и даже школьники. «Я был группой „Битлз“ своего времени», — говорил журналистам стареющий драматург, красиво затягивался сигареткой, скрывая насмешку в толстых складках губ. Иронизировал. Знал, что юмор — лучший комплимент уму. А Ковард был чертовски умным.

РЕДКЛИФФ-ХОЛЛ

В романе «Колодец одиночества» есть забавный персонаж — драматург Джонатан Брокетт, эстет, острослов, симпатяга. Он лучший друг главного героя Стивена Гордона, с которым природа обошлась жестоко: наделила женским телом и мужской душой. Джонатан Брокетт — звезда лондонской high life. Его пьесы идут в лучших театрах, залы переполнены, о нем восхищенно пишут уважаемые издания. Но Брокетт — гомосексуал и вынужден это скрывать. Он обожает Оскара Уайльда и чувствует особую невыразимую с ним близость, которую ощущает и Стивен Гордон. Легкий, изящный Брокетт советует другу бежать от британского ханжества в Париж — только там его поймут, там он обретет счастье и признание. Гордон отправляется в столицу Франции и открывает для себя уайльдовскую неведомую страну, полную диковинных цветов и тонких ароматов, тайный мир, населенный такими же, как он, изгоями общества.

Этот роман — автобиография. Его автор — Маргарита Редклифф-Холл. Прообразом Брокетта стал драматург Ноэл Ковард, друг писательницы.

Редклифф-Холл никогда не отличалась гибким литературным стилем, легким слогом, острым умом. Она не сочиняла афоризмов в духе Уайльда и Коварда. Но было то, что сближало ее с королем эстетов, — независимость, яркая индивидуальность, экстравагантный стиль в одежде и мальчишеская азартная смелость, главное ее оружие в войне с постылой моралью.

Писательница говорила о себе в мужском роде (хоть английский язык не восприимчив к грамматике пола), откликалась на имя Джон и уже в юности смело ухаживала за дамами, даже если они были в многолетнем счастливом браке. Она закрутила невероятный роман с Мейбл Баттен, немолодой меццо-сопрано, ставшей, несмотря на мужа и детей, подругой Джона на многие годы.

Редклифф-Холл повезло — в 1900-е годы она получила огромное наследство от деда, обеспечившее ей полную независимость от сумасбродной матери и отчима. Она занималась тем, чем хотела, — спортом, искусством, верховой ездой, любовью. И еще писала второсортные стихи, которые выпускала на собственные деньги. Позже выкупала и уничтожала эти книжицы, справедливо считая их позорными.

В 1915 году, в разгар Первой мировой, Редклифф-Холл познакомилась с леди Уной Трубридж, эксцентричной, немного взъерошенной аристократкой. Та уже успела побывать замужем за орденоносным адмиралом, но стремительно с ним развелась. Уна без памяти влюбилась в Редклифф-Холл и превратилась в заядлую сафистку. У этой неразлучной парочки все было на двоих — увлечения, деньги, костюмы. И даже на книжной марке личной библиотеки их имена стояли рядом. Они прожили вместе вплоть до смерти Джона в 1943 году.

Уна окружала писательницу любовью, заботой, уютом, была ей настоящей преданной женой в самом банальном, семейном смысле. И без устали расхваливала ее литературный талант. В итоге Джон сочинила несколько серьезных романов: «Незажженная лампа», посвященный Мейбл Баттен; «Кузница» — об Уне и парижской художнице Ромэн Брукс; «Адамово племя», в котором описала свои детские переживания и религиозный экстаз. Но, бесспорно, самым важным был для нее «Колодец одиночества», исповедь в той самой любви, которая не смела назвать себя, которой посвятили свои жизни и сердца Уайльд, Ковард и она сама.

Сюжет почти скопирован с жизни Джона. В викторианской семье рождается девочка, но родители ждали мальчика и потому назвали ребенка выбранным уже именем — Стивен. По внешности и поведению она совершеннейший сорванец. В двадцать лет превращается в стройного красивого молодого человека, стрижется коротко, носит мужские костюмы и с пугающей легкостью овладевает сердцами замужних женщин. Переезжает в Лондон, пробует себя на литературном поприще.

Первая повесть Стивена хорошо принята критикой, но ему все сложнее в Британии, его внешность вызывает неоднозначную реакцию, творить и публиковаться нелегко. И как раз в это время близкий друг Джонатан Брокетт советует переехать в либеральный веселый Париж, что Стивен и делает. Потом начинается война, Гордон в составе санитарного отряда отправляется на фронт, получает Военный крест за проявленный героизм и там же, на линии фронта, знакомится и влюбляется в медсестру Мэри Льюэллин. Чувство взаимно, но обречено. В то время и при тех обстоятельствах Стивен Гордон не может сделать возлюбленную по-настоящему счастливой. Он обманывает Мэри, делая вид, что влюбился в другую, и этим заставляет ее принять предложение о замужестве от уважаемого джентльмена. Роман заканчивается молитвой, почти криком Стивена: «Признай нас, Боже, перед всем миром! Дай нам право на существование!» Эти слова стали лозунгом современной ЛГБТИК-культуры.

В 1928 году, когда роман вышел в издательстве Джонатана Кейпа, его мгновенно окрестили «оскорбительным и неприличным», пресса подняла шумиху, и дело дошло до суда. То, что происходило в зале заседаний, напоминало разбирательство 1895 года о «непристойном поведении» Уайльда. Думаю, это даже льстило Редклифф-Холл, которая на глазах британцев и всего мира превращалась в мученика за любовь.

В ноябре 1928-го судья вынес вердикт: книга признана непристойной. Апелляция и письма влиятельных лиц не помогли. Сочинение запретили в Британии, но продолжали активно распродавать в США и Франции. Джон получила неплохой доход и международное имя. «Колодец одиночества» — до сих пор ее самый известный и читаемый роман.