Аид же чувствовал, что устал от этих стен и этого стола, от бумаг, от должности. Теперь уже насовсем.

* * *

(Joe Alexander Shepherd – Spaces)

Ее руна работала.

Аид ощущал это, сидя на лавке в парке, куда ушел, чтобы не созерцать более затхлость и суету взбудораженного Бедикена.

Он сидел, прикрыв веки, и что-то извне ласково пыталось его отогреть. Касалось нежно, тепло, почти не проникало внутрь из-за запекшейся корки боли и равнодушия, но Санара продолжал сидеть. Если не смотреть, не видеть, то Нова как будто здесь, рядом с ним на лавочке. И они, как в последний вечер, молчат, зная, что понимают друг друга без слов.

Светило солнце, грело ему лицо; Аид тонул в тишине и одиночестве, однако на улице оно не казалось мрачным, скорее, печальным.

Скоро, – думал он, – Зеркало.

Должен был, наверное, испытывать беспокойство по этому поводу, но лишь отстраненно наблюдал за собственной отрешенностью. Ничего.

Куда приятнее думать, что она сидит рядом, просто молчит. Чуть-чуть, всего лишь на грамм делалось теплее.

И верилось в ее незримое присутствие, если закрыть глаза. Казалось, что плывут вдалеке на безмятежном синем небе облака, и ходит под ветром волнами золотое пшеничное поле…

– Нова-Нова… – шептал он одними губами.

Сидел безмолвный, недвижимый, пока его плеча не коснулась чужая рука.

– Пора, Ваше Благородие, – негромко сообщил помощник. – Вас уже ждут.

* * *

(Really Slow Motion/Instrumental Core – Forbidden Fruit)

Народа набилось столько, что стояли вдоль стен и у проходов. Репортеров сдержать не представлялось возможным – как же, впервые за историю судейства Верховный вызвался пройти проверку Зеркалом Души добровольно. Неслыханно, сенсация! А наказуемый не кто иной, как королевский Маг – Энфора стояла на ушах. Шли прямые трансляции, половина населения города сбежало с работы, чтобы прилипнуть к экранам телевизоров. Какая может быть рутина, когда разворачиваются такие события – рейтинги телеканалов взлетели до небес. Цена за минуту рекламы тоже. Хотя какая реклама, когда «вживую»…

Всю официальную речь Санара ушами пропустил; взошел на установленное специально для него возвышение, когда объявили начало процесса, впервые воочию увидел реликвию – высокое, в полный рост старинное зеркало в потемневшей раме. Бросил взгляд туда, где за прутьями решетки, предельно нервничая, сидел серый лицом Маг – последние минуты твоей жизни.

Хотя, отстраненно думал Аид, глядя на собственное отражение, может, моя тьма меня сожрет? Зеркало. Когда-то он всерьез боялся увидеть себя изнутри, обнаружить нечто такое, что не сможет ни принять, ни пережить. Но все то, что видел сейчас, было ему знакомо – слои мрака в его зеркальном двойнике переплетались со светом. Много злого мрака, голодного, жадного до крови – столько лет он пытался с ним бороться. Теперь нет. Устал, хватит.

«Какой есть, такой и есть».

Глупые мысли.

Наверное, следовало репетировать свои реакции заранее, успокаивать сознание, настраиваться на принятие любого исхода, но Санара не стал тратить на это время.

Все равно. Плевать.

Зеркало тем временем погружало его в самого себя – знакомого вдоль и поперек, прощупанного до того Новой. Кипящего темнотой, опасного, зловещего, беспощадного.

«А ей понравилось, – думал Судья отстранено. – Понравилось все, что она увидела».

Никогда он не видел в ее взгляде ни следа отторжения или неприязни. Нова умела любить целиком.

Он черный, действительно черный, погружен во мрак, утонул в нем. Сила его зла и некрасива, но она его. И «его» здесь главное слово.

Нет, сегодня он не подавится тем, что видит – пусть подавится, если желает, само зеркало. В какой-то момент он вообще перестал смотреть на собственное отражение (не обнаружил ничего нового), переключился на ощущение светивший сверху Руны – чувствовал ее свет сквозь покрытие крыши, балки, доски… Леа всегда умела достигать собственных целей. Упорная. Он восхищался ей с самого первого дня.

Даже улыбнулся забывшись.

Не сразу услышал, как волнуется, гомонит зал, не понял, почему мелькают вспышки фотоаппаратов – Верховного фотографировали десятки раз в секунду.

Уже все?

И вдруг понял – все. Рама Зеркала светилась бело-золотым светом – светом положительного, «хорошего» исхода.

Он… что… прошел?

Все?

Он прошел.

Попытался понять, что чувствует, но обнаружил, что ничего. Лишь стал более цельным, собранным из кусков и оттенков. Стал собой.

Пока фиксировали факт проверки писари, пока призывал к тишине публику заседатель с молотком, Санара неторопливо спустился с помоста. Направился прямиком туда, куда хотел с самого начала – к клетке.

Чародей со сползшими вниз глазами жался в стену; улюлюкала публика. Она была готова линчевать старика за один только его зловещий нечеловеческий вид.

«Вот и настал твой час…»

Мой, – подумал Аид. – Мой. Час.

Почему он раньше считал, что убивать некрасиво?

Слышал собственные слова словно издалека.

– Верховный Маг… Альрус Садамос… за совершенные грехи… приговариваетесь…

Ему хватило пары секунд, чтобы снять данные:

«Скрытая агрессия: девяносто восемь процентов».

«Страх: девяносто два».

«Раскаяние: три процента…»

Три. Без вариантов.

– …к казни на месте.

Больше Аид не слышал призывов заседателей, не обращал внимания на круглые глаза телекамер и вспышки фотоаппаратов – он рвал, рвал Чародея на куски. Не снаружи, но изнутри. Зацепил его взглядом, моментально проник внутрь черной змеей, стал тигром, шагнувшим в клетку к неумелому дрессировщику. И понеслось…

Трещали по швам связи, отвечающие за перерождение. Смерть, смерть, смерть во всех проявлениях и всех формах существования души. Лопались, как перегретые мыльные пузыри, нейронные каналы, стиралась память вселенной о том, что Альрус Садамос когда-либо появлялся, жил или умирал. Пустота. Вдребезг вероятность возвращения. Навылет, навыворот черную душонку, пусть издыхает, пусть визжит…

Оболочка Альруса действительно визжала и шипела – звуки эти были далеки от тех, какие мог издать человек. Только нелюдь, давно живущий за счет магии и чужой жизненной силы. Вдребезг заклинания, формулы и связи – за Нову, за себя, за Нову!..

Рухнул на пол бывший королевский Маг спустя маленькую вечность уже обесточенной, пустой резиновой куклой. Он стал настолько уродлив, что ближайших зрителей тошнило. А может, их тошнило от страха, потому что уверенной походкой, с развевающимися за спиной полами черной мантии, мимо них на выход из зала только что прошагал самый страшный человек королевства.