– Тамбовские волки тебе братья, – огрызнулся на меня Анатолий.

– Какие волки?! Я не хочу волки, я хочу Валерий и Валентин… Мои русские родня… Мы все…

– Вы зачем приехали? – перебил меня Анатолий. – Так сказать, цель вашего визита?

– О! Я буду делить с вами наследство. Фирма-посредник переправила дедушкино наследство сюда, в Россия. Моя доля ушла сюда. Я бывала в отъезде, не знала, что дедушка умирать. Я приехать – я делить наследство. Моя часть – четвертая… Адвокат говорить мне, что это пять русских миллионов…

– Ага, хрен тебе, а не четверть наследства! Делить она приехала, – зло прошипел Анатолий.

Я растерянно вытаращила на супругов глаза, стараясь сделать наивное лицо.

– Я не понимать! Зачем мне хрен?! Я знать, что такое хрен. Моя мама кушать все с хреном. Это горько, и я так не кушать. Я хочу деньги! А хрен вы оставлять себе…

– Что?! – Анатолий вскочил.

– Тише, дорогой, она – иностранка, она не понимает, что говорит, – прошипела Алена.

– Господин Дьяченко обижаться? – Я удивленно уставилась на Алену. – Почему? Я знать… нет, знавать… нет… О! Я зна-ю, что русские любят хрен и все, что горько и… как это? Горит во рту. Но я…

– Да хватит вам, заладили, ё-моё! Насчет денег давайте поговорим, – он утер пот со лба.

Анатолий нервно зашагал туда-обратно по комнатушке, хотя развернуться здесь ему было негде. Я внимательно смотрела на него. Он вдруг резко повернулся ко мне и спросил, сузив глаза:

– Вы с кем приехали из Израиля?

– Мой адвокат, господин Эзенштейн.

– А где остановились?

– Гостиница «Московская».

– Скажите… как вас там?

– Рашель. Ра-шель!

– Ага, госпожа Рашель… вы своему адвокату сказали, куда идете?

Я постаралась прикинуться абсолютной дурочкой и изобразить полнейшую наивность. Главное, чтобы супруги поверили, что кто-то еще знает, где меня искать в случае чего, и не попытались грохнуть меня прямо у себя в подсобке. С них станется!

– Да, господин Эзенштейн давать мне этот адрес и другие сведения.

– А у него они откуда?

– У него есть здесь, в вашем город… как это? Знакомства. Он мне помогать разыскать вас и оформлять наследство. Вот. – Я снова обвела супругов дружелюбным взглядом.

Анатолий опустился наконец на стул и сильно потер виски ладонями.

– Я сейчас с ума сойду, – тихо и невнятно пробормотал он невыразительным голосом, без каких-либо эмоций.

– Что говорить господин Дьяченко? – спросила я у Алены.

– Ничего, – огрызнулась она, – устал он, работал много…

– А! Работать – это хорошо! – радостно подхватила я.

– Да-а… Тебе-то хорошо, – недобро, с какой-то скрытой угрозой в голосе проговорил Анатолий. Потом он посмотрел на жену. – Ну, и что будем делать? С нашей новой бедой?

Та искоса стрельнула в меня злыми глазами и отвернулась.

– Дома поговорим. Выпроваживай ее, – процедила она сквозь зубы, так, чтобы услышал ее только супруг.

– Что говорить мадам Дьяченко? – спросила я у Анатолия.

– Мадам Дьяченко говорить, что вам надо уходить! – Анатолий резко встал.

– Я буду приходить к вам завтра! Я буду заявлять свои права! Мой адвокат будет хлопать, нет… хло-по-тать, – затараторила я, продвигаясь к выходу, весьма активно подталкиваемая Анатолием.

– Ага, будешь, будешь… Вот завтра и увидимся!

– Я оставлять вам мой телефон, – я протянула Анатолию бумажку со своим номером. – А вы давать мне ваш телефон?

Он полез в карман и достал блокнот. Черкнув на нем свой номер, он вырвал листок и протянул его мне. Я положила бумажку в свою сумочку.

– Зачем? – испуганно вскрикнула Алена.

– Она все равно не отстанет, – махнул рукой ее супруг, – будет таскаться сюда… Думаешь, она откажется от своей доли?!

– Что вы говорить, господин Дьяченко? Я вас не понимать…

– Ничего, давай иди отсюда, сестренка, мать твою!

– Мать – нет, я приезжать одна, мама оставаться в Израиль…

Анатолий тихо взвыл, вытолкал меня за дверь, захлопнул ее, и я осталась на крыльце одна.

– Не хило у тебя получилось! – Серафима восторженно посмотрела на меня.

– Полина, мы все записали, – доложила Надежда.

– Хорошо. Что они там говорят? – Я склонилась к прослушке.

Голоса из нее доносились сначала невнятно, похоже, супруги разговаривали в торговом зале, потом они зашли в подсобку, и слышимость стала более четкой.

– Анатолий, пора остановиться, – чуть ли не со слезами в голосе проговорила Алена, – мы уже стольких людей… Я боюсь!

– Да ведь этим нахлебникам конца и краю нет! Их мочишь, а они все не кончаются! Лезут и лезут! Появляются все новые… Как все на чужие денежки-то падки, а?!

– Толечка, давай не будем ее трогать!

– Что?! Ты дура, что ли? Хочешь разделить с ней наследство? Это она сейчас думает, что ее доля – всего пять «лимонов». Теперь ее доля – половина! Она еще не знает, что двух наследников уже нет в живых! Ты слышишь, Алена, – половина моего наследства!!! Десять «лимонов»! Да я за такие деньги готов не то что эту еврейскую суку грохнуть – еще несколько таких же тварей, как она! Понаехали! Я едва удержался, чтобы прямо здесь же ее не придушить!

– Что-то у меня недоброе предчувствие…

– Хватить ныть! Надо что-то решать. Делиться я с ней не собираюсь – это однозначно! Думаю, сделаем так: я прикинусь, что втюрился в эту Рахель…

– Рашель, – поправила Алена.

– Какая разница! Рахель, Рашель… Вермишель, мать ее!.. Еще Энштейна какого-то с собой привезла!

– Ты хочешь пойти к ней в гостиницу?

– Ну, не здесь же ее душить, в самом деле! Куда мы труп денем? А в гостинице я ее уложу в постель и придушу подушкой. Потом уйду. Путь тогда разбираются, кто да что…

– А я скажу, что ты все время был здесь, в магазине. В подсобке сидел.

– Правильно! Эх, рано ты продавщицу уволила, Алину эту. Можно было ее подкупить, она тоже подтвердила бы мое алиби. Вернее было бы.

– Толя, она же денег требовала! И потом, она начала дерзить…

– Ну и черт с ней! Пусть бы себе дерзила. А то я характера твоего не знаю! Ты небось первой начала с ней ругаться. Что, скажешь, не так?

– Я только сказала… Ну да, я сорвалась! Меня вывела из себя эта чертова вымогательница! Откуда она только взялась?! Та, о которой я тебе говорила…