– Ладно, но только смотри, – и он опять поднес лезвие к самой моей сонной артерии.

– Хорошо-хорошо, все будет так, как ты захочешь.

И он лег на меня сверху.

Человек, особенно мужчина, многое может держать под контролем.

Почти все и всегда.

Кроме одного момента, когда у него в голове взрываются фейерверки и вспыхивает салют. Он очень краток, этот момент, но он всякий раз все-таки случается, и в этот момент мужик не владеет собой, он беззащитен. И мне надо было его точно поймать, этот сладостный миг.

И именно в ту самую секунду – он лежал на мне и дергался, и тяжело дышал, однако я чувствовала холодную сталь у своего горла – а потом застонал-зарычал – и вот тут-то нельзя было упустить: я цапнула его зубами и глубоко, как тигрица, впилась в шею.

Абсолютно никаких колебаний, совершенно никакой жалости.

Он дернулся и не успел воспользоваться своим кинжалом. На меня сверху хлынула его кровь. Что-то забулькало. Он захрипел и в отчаянии схватился обеими руками за горло.

Я скинула его с себя. Он попытался вскочить, но ноги подломились, и он упал на кровать. Все вокруг заливалось его кровью.

Я тоже свалилась с тахты. Рядом упал его нож. Я подкатилась к нему, взяла в руки и стала перепиливать веревку, связывающую мои запястья.

Тело Дениса на кровати несколько раз дернулось и замерло.

Когда-то я любила его.

Скоротечно, но очень-очень сильно.

И я могла бы простить ему многое. И связь с Бабчук. И даже ее убийство. И убийство мало знакомого мне Талгата и совсем неизвестного Корчнева. И даже, даже деда Радия, веселого, ясноглазого, остроумного – в конце концов, дед старый, сколько ему оставалось и безо всякого Дениса!

Но вот Сеньку, моего милого, нелепого полубрата – нет, его я Денису простить не могла.

А сейчас речь шла не о прощении. Шла борьба за жизнь.

И я в ней победила. А Денис проиграл.

После долгих попыток я наконец перерезала веревки, спутывавшие мне запястья, и схватила Денисов телефон – он валялся у кровати, на куче его одежды.

Я набрала 112 и произнесла:

– Приезжайте, я убила своего любовника.

За шесть часов до описанных событий

Денис переоценил себя. И оказался неправ.

Потому что Сенька сразу понял, что к чему, когда его увидел. Без предварительного звонка, на пороге собственной квартиры в Братеево.

Арсений моментально догадался: его пришли убивать. И поэтому понял: к Денису нельзя поворачиваться спиной. И надо быть настороже. Очень и очень настороже.

Вот только он совершил другую ошибку: не рассчитал, что все случится так сразу. И не успел не то что про-думать, но даже толком по-думать, как будет защищаться и звать на помощь.

Потому что едва за Денисом закрылась дверь, ведущая в квартиру, он выхватил нож и ударил Сеню в горло.

Но тот все-таки был напряжен. И отчасти готов. И сумел слегка отпрянуть и наполовину отвернуться.

И нож ударил в ключицу, рассек кожу, соскользнул, а потом все-таки ударил в горло, но не с рассчитанной силой, и на излете. Поэтому он чудесным образом не рассек ни яремную вену, ни сонную артерию.

Но крови все равно оказалось много. Заливаясь ею и схватившись за горло, Арсений упал. Упал ничком и, изо всех сил сжимая рану, притворился мертвым и только думал: только бы он не добил, только бы не добил!

Но Денис испачкался кровью и пошел в ванную мыться и менять футболку.

А сознание тем временем ускользало от Сени, и он мучительно думал: только не спать, только не спать.

А когда Денис наконец вышел из квартиры, Арсений нашел в себе силы подняться и, продолжая зажимать рану, доковылял до соседней квартиры, где жил его приятель врач.

И приятель оказался дома.

Последние пару дней я чувствовала себя так, будто у меня из-под ног выбили все опоры.

Словно я лечу куда-то, но полет этот не приятный, как во сне, или, как говорят, в невесомости – а будто я несусь и ни на что не могу положиться и опереться.

Только что я была любимой и любящей. У меня был прекрасный возлюбленный. И замечательная квартира в столице.

Теперь эта квартира оказалась вся залита кровью.

Его кровью.

Моего любовника, которого я в буквальном смысле загрызла.

Загрызла насмерть, словно тигрица.

Разумеется, никакая молодая семья с ребеночком ни в какую мою квартиру не въехала.

Я вообще в сердцах сказала Янине, чтобы она выставила мою однушку на Рижской на продажу.

Она:

– Подожди, не горячись, еще образуется, наладится. Отмоют тебе все, уберут. Хочешь, я профессиональную уборку вызову?

А я:

– Нет-нет, ничего хорошего мне эта квартира, отцом подаренная, который и не отец мне оказался, не приносит. Лучше я продам ее и отдам деньги на благотворительность – честнее будет.

Почему я о квартире – не очень хочется думать о других, более серьезных вещах.

Потому что и в остальном ничего хорошего не было. Против меня возбудили дело – статья сто восьмая, подумать только! Превышение пределов необходимой обороны. Ограничение или лишение свободы на срок до двух лет. И меня уже дважды допрашивали, да оба раза часа по четыре: все про Дениса, и как мы с ним, и не были ли мы в сговоре.

Пришлось звонить на службу в М.: «На работу выйти не могу, дайте за свой счет». – «А почему?»

Что-то врала, не говорить же им, что опять уголовка, – совсем я получусь в глазах работодателя какой-то рецидивисткой. Впрочем, мой адвокат Мирский, к услугам которого пришлось вновь обратиться, уверенно утверждал, что меня, конечно же, не посадят и дело таки прекратят, нервы только помотают.

В квартире на проспекте Мира я находиться не смогла.

Меня приютила бабушка Галя на Ленинском.

Почему она, а не, скажем, дед Влад, который по всем параметрам значительно мне ближе?

Да потому что к Владиславу Дмитриевичу прибыл из Штатов его сыночек (и мой отец) Юрий Владиславович.

Прибыл спасать и навещать другого своего отпрыска, Арсения.

Сеньку спасло, конечно, чудо.

Точнее, как нам сказали врачи, целая совокупность факторов, каждый из которых сам по себе уже являлся достаточно чудесным. А тут их оказалось как минимум четыре.

Во-первых, Сеня ожидал нападения и сумел хоть отчасти напрячься и сгруппироваться. Во-вторых, он правильно помог себе сам, очень крепко зажав рану. В-третьих, на лестничной площадке рядом с ним жил его приятель врач, и он оказался дома. И, в-четвертых, тот, не уповая ни на какую «Скорую помощь», немедленно посадил залитого кровью Арсения к себе в авто и доставил в стационар, где ему немедленно стали оказывать первую помощь.