– Я хорошо тебе заплачу, – настаивал Линь Чун. – Очень прошу тебя найти лодку.

– Да разве ее сейчас найдешь? – твердил слуга.

– Что же мне делать? – сказал Линь Чун задумчиво.

Он выпил еще несколько чашек вина, на душе у него стало тяжело, и он погрузился в свои невеселые мысли. «Когда-то я был военным наставником в столице, – думал он, – свободно ходил по улицам города, выпивал и веселился сколько моей душе угодно. Кто бы мог подумать, что из-за этого негодяя Гао Цю мне доведется с клеймом на щеке идти в подобное место. У меня есть семья, но я не имею возможности жить с ней, у меня есть родина, но я не могу возвратиться туда и вынужден прятаться в такой глуши!»

Грустные думы расстроили его. Он попросил слугу дать ему кисточку и тушечницу и написал на стене следующие восемь строчек:

Я – Линь Чун справедливый —

грозен в битве и тверд в непогоду,

Я всегда и повсюду

всей душою был верен народу.

Раньше слыл я героем,

знала имя мое вся держава,

И до самой столицы

донеслась моя громкая слава.

Но заслуги исчезли,

окружен я повсюду врагами,

Довелось мне скитаться,

как былинке, гонимой ветрами.

А теперь пред собою

снова твердую цель я поставлю,

На восток от Тайшаня

снова имя свое я прославлю!

Написав это, он бросил кисточку и снова принялся за вино. В это время человек в шубе подошел к нему и, крепко обняв за плечи, сказал:

– Какая храбрость! Вы совершили тяжкое преступление в Цанчжоу и пришли сюда. Ведь власти предлагают за вашу голову три тысячи связок монет. Что же вы намерены предпринять?

– Вы принимаете меня за кого-нибудь другого, – промолвил Линь Чун.

– А разве вы не Линь Чун Барсоголовый? – продолжал незнакомец.

– Моя фамилия Чжан, – ответил Линь Чун.

– Неправда! – рассмеялся незнакомец. – Вы только что написали свое имя на стене, на щеке у вас клеймо. Как же вы можете все это отрицать?

– Что ж, вы хотите арестовать меня? – спросил Линь Чун.

– К чему это мне? – со смехом сказал незнакомец.

Он вывел Линь Чуна в павильон, который находился у воды позади кабачка. Приказав слуге зажечь огонь и отвесив Линь Чуну поклон, как это полагалось по обычаю, незнакомец попросил его сесть и сам уселся напротив.

– Я только что слышал, друг мой, как вы спрашивали дорогу на Ляншаньбо и просили найти лодку; но зачем переправляться вам на этот остров? Ведь там разбойничий стан.

– Не буду скрывать от вас, – сказал Линь Чун. – Меня жестоко преследуют власти, и мне просто некуда деться. Поэтому я и решил отправиться в стан Ляншаньбо и просить тамошних молодцов принять меня к себе.

– Вам, несомненно, кто-нибудь посоветовал отправиться туда?

– Да, эту мысль подал один старый друг из Цанчжоу, – отвечал Линь Чун.

– Уж не Чай Цзинь ли? – спросил незнакомец.

– Откуда вы его знаете, почтенный господин? – удивился Линь Чун.

– Сановник Чай Цзинь в дружеских отношениях с главарями этого стана, – отвечал незнакомец. – Они часто обмениваются письмами. Когда Ван Лунь провалился на государственных экзаменах, он вместе с Ду Цянем обратился к Чай Цзиню, и Чай Цзинь приютил их. Они некоторое время жили у него в поместье. Затем хозяин снабдил их всем необходимым на дорогу. С тех пор они питают к нему чувство глубокой благодарности.

– Вот уж недаром говорится: «Глаза есть, а горы Тайшань не заметил», – сказал с поклоном Линь Чун. – Могу я узнать ваше имя?

– Зовут меня Чжу Гуй. Здесь я нахожусь как разведчик по поручению предводителя Вана, – с почтительным поклоном поспешил ответить незнакомец. – Сам я из уезда Ишуй, области Ичжоу. Среди вольного люда я известен под кличкой Сухопутный Крокодил. Мои товарищи из стана велели мне открыть этот кабачок, чтобы наблюдать за проезжими. Когда здесь проходит какой-нибудь богач, я сообщаю в стан. В отношении вас, уважаемый друг, я не решился что-либо предпринять потому, что услышал, как вы расспрашивали про дорогу на Ляншаньбо. Затем увидел, как вы написали на стене свое славное имя. Здесь бывали люди из Восточной столицы, они много рассказывали о вашем мужестве и героизме. Я никак не ожидал, что сегодня буду иметь честь встретиться и познакомиться с вами. Если вдобавок к вашему славному имени у вас имеется еще рекомендательное письмо от господина Чай Цзиня, то предводитель Ван, несомненно, предоставит вам какое-нибудь почетное место.

Тем временем на столе появилось вино и блюда с мясом, рыбой и другими яствами, и Чжу Гуй стал угощать Линь Чуна. Так они просидели в павильоне весь вечер.

– Как же мне все-таки найти лодку, чтобы переправиться на остров? – спросил Линь Чун.

– Лодка найдется, – сказал Чжу Гуй, – об этом вам нечего беспокоиться. Пока ложитесь, отдыхайте, а на рассвете мы вместе двинемся в путь.

После этого они пошли спать. Когда наступила пятая стража, Чжу Гуй проснулся и пошел будить Линь Чуна. Умывшись, они выпили по пять чашечек вина и немного закусили. Еще не рассвело. Хозяин открыл окно, взял изогнутый лук, положил на тетиву поющую стрелу и, прицелившись, пустил в ту часть залива, где камыш был примят и поломан.

– Что все это значит? – спросил Линь Чун.

– Таков сигнал, принятый в нашем стане, – ответил Чжу Гуй. – Сейчас появится лодка.

И действительно, вскоре из небольшой заводи показалась быстроходная лодка с несколькими разбойниками. Она плыла прямо к павильону. Чжу Гуй взял оружие и имущество Линь Чуна, и они отправились к лодке. Когда они уселись, лодка отчалила и поплыла назад через реку. Спустя короткое время они достигли острова.

Когда лодка пристала к песчаной отмели, Чжу Гуй и Линь Чун вышли на берег. Один из перевозчиков вынес вещи и оружие Линь Чуна, остальные отвели лодку обратно в заводь.

Выйдя из лодки и оглядевшись, Линь Чун увидел вокруг огромные, в несколько обхватов деревья; впереди на небольшом холме стоял павильон, а за поворотом дороги виднелся разбойничий стан. Перед воротами было сложено всевозможное оружие: копья, мечи, кинжалы, алебарды, луки, арбалеты, щиты. Повсюду валялись куски дерева и камни для сбрасывания на врага.

Разбойники, сопровождавшие Чжу Гуя и Линь Чуна, прошли вперед доложить о прибытии гостей. Когда прибывшие вошли, то увидели, что по обеим сторонам узкого прохода выстроилась охрана с флагами в руках. Гости миновали еще двое крепостных ворот и только тогда подошли к главному входу