— Потом! Потом! — отмахивался полковник, увлекая за собой неуклюжее тело профессора. — А как входная дверь? Тоже заблокирована?

— Пока работает.

— Разумеется, — с облегчением сказал полковник Цаплину. — Не в окно же вашим зверюгам вас вытаскивать!

— Отправьте ваших людей куда-нибудь! — прошипел Комов; его отчаяние было совершенно искренним. — Эта толпа нас выдаст!

Ах, если бы Сергей Петрович знал подлинную причину этих опасений! Но он, разумеется, не знал.

— Живо по местам! — рявкнул он на подчиненных. — Займитесь прямыми обязанностями! — а когда все разошлись, велел помощнику:

— Давай сюда свой пистолет и иди на пост. Если связь заработает, рапортуй, что я лично вывез заключенного в надежное место… И опиши, как мы тут… героизм и прочее. Понял?

За следующим поворотом коридора Комов исподтишка огляделся. Никого не было, только таращились мертвые видеокамеры. Он выразительно посмотрел на Лизу, и та незаметно сунула руку в сумочку.

Сделав еще несколько шагов, Комов внезапно остановился и сказал страшным шепотом:

— Тсс!.. Слышите?

Полковник тоже остановился, а следом за ним и Цаплин.

— Что еще такое? — спросил Сергей Петрович, прислушиваясь и на всякий случай принюхиваясь.

— Мне кажется… — проговорил Комов медленно, как мог, чтобы Лиза успела примериться к полковничьему носу.

— Что? Что кажется?

— Кажется, что… — промямлил Комов, — что…

Хлоп! — белый лоскут с крылышками во второй раз за этот день упал на лицо Сергея Петровича. Чтобы не дать полковнику выразить возмущение таким обращением, Алексей схватил его одной рукой за короткую прическу, а другой — за руку, свободную от профессора.

Вторая рука полковника, как мы помним, была пристегнута к Цаплину, который, поняв, что присутствует при совершении преступления, стал рваться с привязи и требовать:

— Прекратите сейчас же! Отпустите этого человека! — вследствие чего своим необузданным поведением лишь помешал полковнику оказать сопротивление.

Надо сказать, что профессор даже попытался оттащить Комова от Сергея Петровича, но следователь легко отлягнул его ногой.

После непродолжительной борьбы и громкого мычания тело в темно-синем костюме снова обмякло, как тогда, в кабинете. Его аккуратно положили на пол, отчего прикованному к нему Цаплину пришлось присесть рядом на корточки, повторяя:

— Ну и нравы!

— Послушайте, Арнольд Андреевич, — сказал Комов. — Напоминаю, что меня зовут Алексей, а это — Лиза. Мы пришли освободить вас по просьбе ваших друзей.

— Каких еще друзей? — заерепенился Цаплин. — Это провокация! Я не поддамся на провокацию! У нас с вами не может быть общих друзей!

— Ошибаетесь, может. Генерал Тиуи, например.

— Это провокация! — снова повторил Цаплин, но уже без прежней горячности.

— У нас нет времени на разговоры! — сказал Комов довольно резко. — Сейчас я постараюсь снять с вас наручники, и, если это удастся, у нас всех будет шанс отсюда выбраться. Нижайшая просьба не мешать моим действиям.

— Честное слово, профессор! — сказала Лиза; она впервые за последние полчаса подала голос, если не считать повизгиваний во время борьбы с полковником. — Я вам даю свое слово.

Цаплин засопел.

— Вы говорите так, будто женщина не умеет обманывать!

— А вы полагаете, что я умею? — спросила Лиза, приблизив свои выразительные глаза к профессорским.

— Я не знаю, — сварливо сказал тот.

— Это уже лучше, — заметила Лиза, поощрив профессора улыбкой. — Умный человек всегда сомневается.

Под напором женского обаяния Цаплин сдался.

— Ладно, будем считать, что я вам верю.

— Тогда скорее к делу, — сказал Комов, нервничая, потому что где-то недалеко уже слышались голоса. — От вас требуется лишь одно: продолжайте играть роль узника — несчастного, обиженного, ненавидящего всех сразу… — он с профессиональной ловкостью принялся обшаривать одежду полковника Сергея Петровича. — Но при этом — никаких лишних движений и слов! Вам придется слушаться меня, словно роботу. А действовать еще расторопней, чем робот… Есть! — встрепенулся он, выудив связку блестящих ключиков, и пошутил:-А то пришлось бы либо вам, либо полковнику руку отпиливать.

Пока Лиза не очень умело возилась с наручниками, Комов изъял у бесчувственного Сергея Петровича еще и пистолет и передернул затвор. Пистолет он сунул за спину под брючный ремень.

Наконец браслет раскрылся и соскользнул с полковничьей руки.

— Позвольте! Почему вы сняли его не с меня, а с него? — возмутился Цаплин.

— Потому что вы пока еще заключенный, — напомнил Комов, ухватив стальную гроздь, свисающую с профессорского запястья. Он потащил Цаплина за собой не хуже, чем это недавно делал Сергей Петрович.

Впереди показалась дверь, через которую Алексей и Лиза не так давно вошли.

— Внимание! — прошептал Комов.

Он нажал кнопку. Дверь запищала, выпуская их наружу.

Дежурный ястребиным взглядом смотрел из своей стеклянной будки, потом микрофонный голос спросил:

— А где товарищ полковник?

— Сейчас выйдет, — сказал Комов. — Машина готова?

Он подтащил профессора к турникету, и Цаплин так натурально заартачился, что дежурный после секундного колебания открыл заслонку. Между тремя обманщиками и свободой теперь оставалась последняя преграда — внешняя дверь, не напрасно испугавшая Лизу своей солидностью.

Было видно, как дежурный за стеклом шевелит губами, пытаясь что-то выяснить по отсутствующей связи. Потом опять возник его голос, спросивший уже с некоторой угрозой:

— Где же товарищ полковник?

— Дает указания помощнику, сейчас будет, — продолжал бодро врать Комов, понемногу двигаясь к двери (профессор и Лиза, разумеется, послушно перемещались вместе с ним) и удивляясь, что до сих пор не слышит характерного звука, извещающего о том, что электронный замок открыт.

Ни Алексей, ни Лиза, ни даже командир отряда мышиных коммандос лейтенант Ипиа не знали, что боец, который должен был в нужный момент замкнуть цепь и открыть входную дверь, действовал неосторожно и погиб от удара током. Наконец лейтенант Ипиа понял, что создалась нештатная ситуация, и что вся операция под угрозой. Сам лейтенант, руководствуясь разработанным планом, уже давно находился в будке дежурного, куда он проник, когда дежурному принесли чай. Не думая об опасности, он выскочил на пульт и бросился к кнопке — самой грязной, как инструктировал Комов. Он принялся приплясывать возле нее, скалить крохротные, но острые зубы и громко обзывать дежурного последними мышиными словами, которых тот, правда, понять не мог, но их писклявая фонетика имела целью раззадорить врага и заставить его действовать опрометчиво. Он так отвратительно кривлялся, этот мерзкий зверек, так вызывающе вел себя, что его хитрость удалась. Дежурный на какое-то время позабыл обо всем, кроме ненависти к хвостатому наглецу.