— Понятно…

— Чувствуется, что Ульбург давненько никто не брал, — хмыкнул я. — К вашему сведению, старшина, герцог рассматривает город как свою собственность и не допустит, чтобы солдаты грабили дома. Ну а коли и допустит, то самое ценное горожане припрячут. А сам герцог не будет шарить по домам, а просто потребует выдать ему контрибуцию и… — насмешливо посмотрел я на стеклодува, — тех, кого он считает личными врагами. Ну, скажем, меня. В довесок ко мне тех, кто добивает его раненых солдат. Например, старшину стеклодувов…

Тщедушный начальник помрачнел, задумался на несколько секунд, а потом воспрянул и радостно заявил:

— Откуда он узнает, что приказ отдавал я? На моем участке — десять мастеров, сорок пять подмастерьев и ученики.

Я насмешливо посмотрел в слезящиеся глаза старика:

— Старшина, герцог узнает об этом достаточно просто. Думаете, он не оставил наблюдателей? А выяснить, кто стоял на этом участке, — раз плюнуть. Только вешать он будет не всю гильдию, а лично вас… Понятно, почему?

Старшина стеклодувов все понял. Уж коли ты командир — то и ответственность на тебе соответствующая.

— Ну а раз понятно, то идите и разъясните своим людям. Первое — там лежат раненые! Добивать раненых — это военное преступление, за которое положена веревка. Замечу — без мыла… Во-вторых, в данный момент они нам не опасны. Более того — полезны. Чем именно, додумаетесь сами. В-третьих, стрелы надо беречь. Судя по вашим стрелкам, — насмешливо добавил я, собираясь уйти, — на каждого раненого израсходовано штук по пять болтов.

— Господин… комендант, — бросил мне в спину стеклодув, — хотите сказать, что вы никогда не добивали раненых врагов?

Я развернулся и посмотрел на умника. Решил не кривить душой:

— Добивал. И не только врагов, но и своих. Если вас, старшина, ранят в живот, сами запросите, чтобы добили… А коли невмочь смотреть на врагов, ночью спустите со стен пару-тройку парней, и пусть они режут им глотки. Зато — никто не докажет, что это сделала ваша гильдия.

* * *

— Идут! — раздался крик.

Вторая волна была больше, чем первая. Понятно — фашины уже сброшены и всех, кого можно приставить к лестницам, к ним и приставили.

— Сокол! Сокол! — выкрикивали пехотинцы, используя имя герцога как боевой клич.

— Ульбург! Ульбург! — донесся с Правой башни чей-то одинокий голос, но быстро смолк, словно крикуну заткнули рот. Зря, что ли, объяснял командирам, что не след нам себя распалять и что в молчании есть что-то зловещее?

Но скоро стало не до наблюдений и не до размышлений. Мне, вместе с латниками, пришлось орудовать багром, сталкивая нападающих с их осадными приспособлениями.

Лестниц, по которым на нас ползли солдаты герцога, становилось все больше и больше. Густав и Жак били из самострелов, ломая лестницы и прошибая черепа нападавших, но они все лезли и лезли. То здесь, то там солдатам удавалось вскарабкаться на стены, где начинался бой. Пока справлялись. Но чувствовалось, что еще немного — и нас просто захлестнут. Сражения на стенах и галереях, когда на каждого из защитников придется по два-три опытных ландскнехта, бюргеры не выдержат! Пора!

— Поджечь смоляные бочки! — выкрикнул я. Дождавшись, пока на башнях и стенах появятся порывистые черные языки пламени, приказал: — Бросай!

Горящие бочки, наполовину заполненные смолой, полетели вниз, сметая вражеских солдат с лестниц и обдавая их клочками пламени… Миг — и вся мертвая зона около стены расцветилась огнем, а воздух заполнился криками горевших живьем пехотинцев! Несчастные прыгали в ров, рассчитывая погасить водой смолу, горящую на теле. Уцелевшие спешно отступали, бросая раненых и обгоревших товарищей.

Надеясь, что лучникам герцога сейчас не до меня, я сделал то, за что ругал бы своих солдат, — вскочил на парапет смотровой площадки, чтобы иметь лучший обзор.

Вроде бы все в порядке… Вот только мне почему-то не понравилось шевеление около самой дальней, Речной башни.

Хотел было отправить на разведку Эдди, но передумал. Шестое или — седьмое чувство подсказало, что нужно идти самому. Спустился (чуть ли не кубарем!) вниз, во дворик, где уныло сидели мои гвардейцы во главе с Бруно и переминался с ноги на ногу недовольный гнедой.

— Латники, за мной! — приказал я, вскакивая в седло.

Герцог оказался хитрее. Его пехота преодолела преграду очень просто — соорудили плоты и приблизились вплотную, в мертвую зону, которую было не достать ни сверху, с площадки, ни из бойниц. Потом — бросили крючья и забрались наверх.

Соскакивая с седла, я выхватил меч и вбежал на стену, где на меня сразу же бросился какой-то рубака, орудовавший двумя клинками — палашом и кинжалом.

«Ловок!» — одобрительно подумал я, уходя от выпада. Противник, ожидавший, что я буду парировать удар, проткнул пустоту и сделал вперед полшага, открывая свой правый бок…

Взяв у убитого кинжал, я подставил чужой клинок под удар «моргенштерна», которым размахивал обнаженный по пояс здоровяк…

«Сила есть — ума не надо! — вспомнил я народную мудрость, перешагивая через разрубленного до пояса здоровяка. — Сам виноват — надо доспехи носить!»

Кажется, мое появление пришлось кстати. Бюргеры набросились на врага с удвоенной яростью (не ожидал!) и стали теснить его к парапетам.

Однако ж появление умелого и опытного (это я про себя!) бойца заметил и противник, и на меня ринулись трое.

Чувствовалось, что парни умеют драться как единое целое. Но их ошибка была в том, что бой шел не в чистом поле, а между парапетами… Тесно! В тот миг, когда три клинка устремились в мое бренное тело, их эфесы столкнулись друг с другом, а я ударил бойцов чуть ниже кисти, сделав всех однорукими…

Когда слегка запоздавшие парни из отряда Бруно азартно вступили в бой, стало ясно, что мы выиграли. Вчерашние портные и метельщики, неудачливые приказчики и нищие подмастерья сражались на равных с профессиональными солдатами. Я им даже не помогал. Ну разве что чуть-чуть: проткнул мечом солдата, который успел ранить одного из наших и принялся убивать второго, подставив мне спину. Видимо, понадеялся на крепкую кирасу. Через несколько минут с нападавшими было покончено. Те, кто сумел выжить, прыгали со стены, ломая ноги. Пленных мы брать не стали…

— Где начальник башни?

Кажется, башней вместе с куртинами должен был руководить некто Марций Будр, старшина булочников.

Когда ко мне подскочил дядька в кожаных доспехах, горделиво салютуя окровавленной алебардой, я злобно буркнул:

— Господин Будр, почему вы не выполнили приказ? Где бочки со смолой?

— Там, где им и положено быть, — на самом верху, — радостно сообщил Будр. — Все до одной — в целости и сохранности!

Булочник смотрел на меня с довольным видом, будто ожидал похвалы. Глядя на его наивно-самодовольную харю, я растерялся. И вместо того, чтобы треснуть дурака по зубам, оттащил его в сторону, чтобы подчиненные не видели разноса.