— Вы обещали рассказать про Сантенский про переполох, Иргис-гьон, — бесцеремонно напомнил сержант. — Раз уж нам предстоит драться в Галше… Что там случилось в прошлом, что это попало в словари?

— К делу это, можно считать, не относится. И не «что», а «кто», — вздохнул Иргис. — Но если хочешь — пойдем ко мне, побуду магистром-наставником и проведу урок истории.

Заон, конечно, хотел. Двадцатитрехлетний, одаренный в обращении с хьорхи сержант перевелся в отряд полтора года назад. Он — как и многие сверстники — искренне считал, что родился на свет слишком поздно и пропустил все самое интересное.

Они поднялись из приемного зала в просторные трехкомнатные покои, которые занимал хьор-командор. Некоторые из ветеранов отряда имели в городе собственные жилища: жалованье и благосклонность Милта позволяли. Но Иргис предпочитал жить здесь, вместе с остальными, и не тратить время на попытки поддержать порядок в целом доме, где появляешься только от случая к случаю. Пробовал уже однажды: не получилось…

— Будешь? — Иргис достал из шкафа потертую синюю папку и припасенную бутыль дакенской виноградной водки. Если он что и разделял с Раджевичем, то это вкус к напиткам.

Заон охотно кивнул. Иргис разлил выпивку по стаканам и, пододвинув себе кресло, сел напротив сержанта.

— Гвардейцы, которые пришли с северо-востока и, в конечном счете, захватили Сантен, имели отношение к округу Икмен только на бумаге, — сказал Иргис. — Это были так называемые «чужаки». Небольшой ирдакийский отряд, перебравшийся на Шин спустя два года после Катастрофы, подчинявшийся только своему командиру и лично Икменскому Хромому. Слышал что-нибудь о них?

— Нет… вроде. — Заон покачал головой.

— Большинство чужаков прежде являлись служителями ирдакийского отделения Ордена — но, по сути, они давно служили лишь интересам одного влиятельного ирдакийского рода, который, столетия назад, нашел способ использовать найденные на своих землях руины… Туда время от времени отправляли людей; большинство не возвращались, но один-два раза в поколение из руин выходил белый жрец с необычными способностями. Слабо владеющий хьорхи, но способный управлять чужим разумом и телом. Про последнюю дочь — и последнюю жрицу — это рода ты неоднократно слышал. Джара из рода Баред. «Поводырь».

Иргис открыл папку и достал из нее черно-белый световой снимок. Заон бережно взял его, будто тот был тот был древним артефактом, грозившем рассыпаться от неосторожного движения… Впрочем, это было недалеко от истины: за дюжину лет бумага порядком истрепалась.

Иргис невольно улыбнулся.

На снимке они были все впятером: Поводырь с исчерченным татуировками лицом, рассеяно улыбающийся Лжец, Вэл с неизменной травинкой в зубах, угрюмый Рик с Хаком рядом, и сам будущий командор, стоявший с таким нарочито-серьезным видом, что теперь делалось смешно.

— Джара командовала отрядом, захватившим Сантен, и она же превратила сантенскую резиденцию в братскую могилу — не без использования своих талантов, — сказал Иргис. — Тогда ей едва исполнилось семнадцать лет, из которых восемь она, став жрицей, прожила под жесткой родовой муштрой, а еще два — на развалинах Ирдакия. Напряги фантазию, Зано, и представь, что там творилось после Катастрофы! И какую волю, какой нрав нужно было иметь пятнадцатилетней девчонке, чтобы не только не погибнуть, но и возглавить выживших. И чтобы впоследствии найти общий язык со Лжецом.

Зао, во все глаза разглядывавший снимок, кивнул.

— Кстати, о Лжеце, — хмыкнул Иргис. — Ты же ни его, ни остальных не видел, кроме меня. Угадаешь, где он здесь?

— Вот, — Зао уверенно указал на Рика.

— Почему ты так решил?

— Этот сразу отпадает, — Заон указал на Вэла, притаившегося сбоку кадра. — Не похож он на знаменитость. Остаются двое. Но первый больше на фокусника похож, чем на мастера хьорхи; а бородатый здоровяк выглядит серьезным бойцом… К тому же, у него что-то странное с глазами, а у Лжеца, я слышал, был особенный взгляд… Ну как, угадал?

Иргис покачал головой.

— На знаменитость не похож наш Бродяга, смотритель в Райнберге — личность ныне весьма известная; ну а тот, на кого ты указал, здоровяк со псом — жрец по прозвищу Рик-Собачник. Фокусник — и есть Лжец. А Поводырь рядом с ним… Но во времена Сантенского переполоха они еще не были знакомы. Сбежавшие в резиденцию заговорщики допустили большую ошибку: попытались откупиться списком сообщников в других городах и золотом. Первое Поводырь сочла незаслуживающей снисхождения подлостью, второе — личным оскорблением. И перебила всех в резиденции, без разбору, почти без помощи своих людей. Для нее это было возможно. Тут вот в чем дело… Нелегко представить, но попробуй. Джара, забравшись в чужую голову, может не только дергать за ниточки. Где-то в ее голове все еще звучит эхо Катастрофы: весь ужас тысяч и тысяч людей, их боль и смерть; и она может… передать ее другим. От малой части этого безумия и кошмара я едва не умер и долго приходил в себя. Бедняги-заговорщики — те взаправду помешались. А она сама иногда плохо различает живое и мертвое, но спокойно с этим живет… жила; и ничего. Лжец — единственный, кто мог до конца разделить ее безумие; Поводырь — единственная, кто чувствовала, что на самом деле творится у Лжеца в голове: на том они и сошлись. Но Поводырь, сколько я ее знал, была хорошим человеком, понимающим и незлым: куда уж Лжецу, или мне…

— Но разве нужно было всех убивать? — Заон смотрел с почти детской растерянностью: ему рассказали жутковатую сказку, которой он не понимал. — Там, в резиденции под Сантеном.

— Есть основания полагать, что у нее были причины так поступить — о которых она не посчитала возможным распространяться, — сказал Иргис. — За что и получила от Предстоятеля Ордена смертный приговор за самоуправство и жестокость, который отложили в исполнении: способности Поводыря были слишком полезны, чтобы их потерять. Потом в историю вмешался Лжец и, со своей стороны, позаботился о том, чтобы все ненужное забылось. Книжку, что лежит в общем зале, как и добрых две трети всех книг на Шине, отпечатали в Сабде. Там влияние Арджанского было велико — так что ничего лишнего в словарную статью не вошло.

— Но тебе он рассказал правду? — спросил Заон.

Выпитое давало о себе знать, потому Иргис рассмеялся во весь голос.

— Чтобы Лжец — и рассказал кому-то правду? Нет, конечно. Все, что я знаю насчет сантенской истории, мне рассказала Поводырь. А кое-что не рассказала: пришлось догадываться самому… но нынче не время для догадок.

— Если позволите, последний вопрос, Иргис-гьон. — Заон, уже захмелевший, допил стакан. И даже — почти — сумел не поморщиться. — Каково быть рядом с существ…. с человеком вроде Поводыря? То, что вы рассказали… Она же не просто убийца. Жуть до костей пробирает.

— Люди способны меняться, Заон, а жрецы — тоже люди… Что касается меня — мы с ней были друзьями. — Иргис убрал опустевшую бутыль под стол. — Я уважал Джару Баред и считал ее хорошим человеком. А кое-кто другой — даже любил… Но это уж точно не нашего с тобой ума дела; тем более — теперь. Поводырь и Лжец мертвы. Зато живы Винсар Сэрв, лорд Галшанский, и Найл Неман, лорд Икменский: их роль в Сантенских событиях так и осталась неизвестна, но отчего-то мне кажется — скоро тайное станет явным. Иди спать: довольно на сегодня разговоров!