ветераном Манхэттенского проекта, команды исследователей и разработчиков, создавшей во время Второй мировой первые ядерные бомбы, и биофизиком, который понимал относительную опасность угля для здоровья человека по сравнению с атомными станциями. Но Сири был не одинок в своих размышлениях. В 1960-х годах большинство защитников природы отдавали предпочтение атомным станциям, как чистой энергетической альтернативе угольным и гидроэлектростанциям. Так же поступило и большинство демократов и либералов. Действительно, ядерная энергия получила широкую народную поддержку среди американцев, европейцев и жителей других стран, которые рассматривали ее как чистую, энергонасыщенную форму фактически безграничной энергии.

«Ансель Адамс [великий фотограф-натуралист и член правления Sierra Club], безусловно, сильно нас поддержал, – говорит Сири. – Адамс был абсолютно непреклонен в своем убеждении, что [атомная энергия] является разумным решением сложной проблемы»[693].

Аргументы Сири оказались убедительными, и в 1966 году совет Sierra Club проголосовал девятью голосами против одного за то, чтобы не выступать против планов PG&E. Атомная электростанция будет построена с молчаливого благословения одной из самых влиятельных организаций в Калифорнии. И получит название, данное этому месту испанскими исследователями: АЭС «Дьябло Каньон»[694].

5. Атом для мира

В начале 1953 года Роберт Оппенгеймер, создатель первой атомной бомбы, выступил с речью в Совете по международным отношениям. Хотя новоизбранного президента Америки генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра в зале не было, именно ему были адресованы замечания Оппенгеймера. В своем выступлении он объяснил, что ядерное оружие произвело революцию во внешней политике. Никакой защиты от него не существует, только сдерживание или отпугивание противников под угрозой гарантированного уничтожения.

«Мы можем предвидеть такое положение дел, при котором каждая из двух великих держав будет в состоянии положить конец другой, хотя и не без риска для себя, – отметил Оппенгеймер. – Мы, как два скорпиона в бутылке, каждый из которых способен убить другого, но с риском для собственной жизни»[695]. По его словам, президенту Эйзенхауэру необходимо поговорить с американским народом об ужасающей новой реальности[696].

Эйзенхауэр уважал взгляды Оппенгеймера и прислушивался к его мнению. Президент попросил своего спичрайтера подготовить большую речь, с которой он бы обратился к американскому народу[697]. Но первые наброски оказались слишком мрачными. Они были заполнены наглядными описаниями атомной войны, у которой лишь один исход: «Все погибли, и с той, и с другой стороны, и нет никакой надежды», – жаловался Эйзенхауэр. Советники президента в шутку назвали эту речь «Пиф-паф!». Эйзенхауэр чувствовал, что в таком виде речь подорвет его усилия по сокращению военных расходов. Также его обращение к народу могло привести к тому, чего так опасался Оппенгеймер: американский народ перепугается и потребует превентивной войны[698].

Чем дольше Эйзенхауэр думал о невиданной мощи ядерной энергии, тем сильнее становилось его желание чего-то большего, чем просто «откровенность». На самом деле он хотел сделать Советам «справедливое предложение» о разоружении, в котором также «заключался бы огромный шанс для всего мира, для надежд людей во всем мире»[699]. Стремясь разрешить эту проблему, Эйзенхауэр побеседовал со своими советниками. Они обсудили необходимость информировать общественность о реальной возможности ядерного холокоста[700]. Научный советник президента «немедленно воспользовался случаем, чтобы запугать людей обширной налоговой программой по созданию защиты от бомб, – отметил позже один из участников. Эйзенхауэр впал в отчаяние. – Это все, что мы можем сделать для наших детей?» – с горечью спросил он у группы советников[701].

В этот момент «Айк очень воодушевился», написал позже один из участников встречи, используя прозвище президента, «и заявил, что нашим большим преимуществом является духовная сила – это наше величайшее наступательное и оборонительное оружие»[702]. Но группа не разделила энтузиазма президента. Эйзенхауэру пришлось искать вдохновения в другом месте. Как мальчик, воспитанный пацифистскими меннонитами, протестантской сектой, отвергающей войну, вполне возможно, что президент призвал на помощь свою веру. Возможно, он вспомнил знаменитый отрывок из Книги пророка Исаии: «И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать»[703].

Когда Эйзенхауэр и его советники поняли, что гонка ядерных вооружений имеет универсальное, а не только национальное значение, президент повторно попросил предоставить ему возможность обратиться к Генеральной Ассамблее ООН. Но прежде, чем выступить с речью, он хотел привлечь на свою сторону европейских союзников и встретился с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем. «Людям всюду нужна власть, – сказал ему Эйзенхауэр. – Если бы мы дали надежду, это дало бы народам более сильное чувство причастности к борьбе Востока и Запада, это чувство было бы на нашей стороне, и довольно незначительный первый шаг мог бы зародить надежду»[704]. Черчилль был полон энтузиазма[705].

На следующий день, 8 декабря 1953 года, Эйзенхауэр предстал перед Генеральной Ассамблеей ООН с посланием надежды. Благодаря высоченным 23-метровым потолкам и напоминающим скамьи сидячим местам в зале собраний ООН создавалось ощущение, будто присутствуешь в соборе. Но за спиной американского президента висел не крест, а печать ООН, венок из оливковых ветвей, символ мира, охватывающий карту всей Земли.

Когда среди пришедших воцарилась тишина, бывший военный начал произносить речь, которая впоследствии станет одной из самых значительных в XX веке. Первым делом Эйзенхауэр заявил, что он здесь не для того, чтобы декламировать «благочестивые банальности», а для решения вопросов вселенской важности. «Если в мире и существует опасность, – объяснил он, – то это опасность для всех». Бывший генерал армии заговорил об «ужасной арифметике» и о том, что у человечества достаточно атомной мощи, чтобы уничтожить себя. Правила игры безвозвратно изменились, подчеркнул Эйзенхауэр. Соединенные Штаты больше не были единоличным владельцем этой страшной силы. «Этим секретом владеют наши друзья и союзники, – сказал он, – знания, которыми в настоящее время обладают несколько наций, в конечном итоге будут переданы другим. Возможно, всем остальным». Обычное военное превосходство больше не гарантировало безопасность нации. «Хватит думать, что огромные расходы на оружие и системы обороны гарантируют абсолютную безопасность для городов и граждан любой страны»[706].

Достигнув мрачной середины своей речи, Эйзенхауэр заявил, что возможность уничтожения еще не конец истории. «Остановиться на этом означало бы беспомощно принять вероятность уничтожения цивилизации, – сказал он. – Цель моей страны – помочь нам выйти из темной комнаты ужасов на свет». Но как? По словам президента, сокращения вооружений недостаточно. Какой смысл в мире, если миллиарды людей остаются в нищете[707]? Человечество могло избавиться от бедствия ядерного оружия, только реализовав мечту о всеобщем процветании, а для этого требуется дешевая и обильная