В июне 1551 года аделантадо Монтехо вернулся в Севилью. Оттуда он отправился в Мадрид, далее в Вальядолид, и предстал перед советом по делам Индий в Вальядолиде, готовый отстаивать свои права. Из-за зятя, судьи Мальдонадо, его внимательно выслушали и признали невиновным по большей части обвинений в самоуправстве и непомерном тщеславии. Осенью 1553 года, не успев полностью очиститься от обвинений, Монтехо умер в родной Саламанке, городе, который он оставил много лет назад, чтобы присоединиться к флоту Педрариаса[77] и начать свою замечательную карьеру в Индиях.

При всех своих недостатках Монтехо был просвещенным конкистадором. Когда он покидал Юкатан в 1550 году, на полуострове имелось в избытке даров Старого Света, таких как фиги, финики и гранаты. Также там выращивали овощи и фрукты, которые были в новинку для Америки: капусту, салат, репу, лук, фасоль и сахарный тростник, а еще виноград, апельсины и лимоны; кое-кто пытался сажать пшеницу. Монтехо привез на новооткрытый континент кокосы, овощные бананы и маммеи[78] из Вест-Индии, поощряя при этом выращивание местных культур, таких как маис, американские бобы, перец и хлопок. Испанские фермеры предпринимали попытки разводить скот и экспортировали твердую древесину (palo de tinto[79]) с Юкатана в старую и новую Кастилию. Фернандо де Бракамонте вывозил в Европу индиго, а сам аделантадо основал небольшую сахарную плантацию в Чампотоне, где, как и на большинстве сахарных мельниц, трудились чернокожие африканские рабы (в основном из Мозамбика). Индейцы продолжали прясть из юкатеского[80] хлопка, соль по-прежнему поступала с побережья Каточе, а прочие туземцы, как и раньше, добывали воск и изготавливали керамику. Хлопок, наряду с бобами какао, до сих пор использовался в качестве расчетной единицы. Испанцы воспринимали индейцев Юкатана как слуг, пахарей и ткачей. С прибытием испанцев на полуострове началось смешение народов, и доля метисов на Юкатане неуклонно возрастала как минимум с 1545 года.

Для религиозной жизни Юкатана тех лет характерно то обстоятельство, что, как отмечал Томас Лопес Медель, правители майя продолжали регулярно собирать своих подданных для поклонения идолам и отправления языческих празднеств‹‹401››. При этом в провинции уже существовала дюжина монастырей (из них шесть с каменными стенами), и все они принадлежали францисканцам. Две сотни деревень Юкатана могли похвастаться собственными церковью, школой и прошедшим обучение в христианской миссии учителем. Все сколько-нибудь влиятельные вожди окрестились, пусть никто из них не мог объяснить, что означает этот обряд. Францисканцы контролировали практически все и вся, утро начиналось со звона церковных колоколов, созывавшего детей в школу, а взрослых — на молитву. В каждом месяце отмечались обязательные христианские праздники, причем их было не меньше, чем древних языческих празднеств майя. Индейцам были доступны таинства крещения и брака, однако отпущение грехов проводилось крайне редко, поскольку не хватало священников, чтобы посетить всех, кто лежал на смертном одре. Кроме того, отчаянно недоставало святых отцов, знавших местные наречия и способных принимать исповеди. Лишь немногие индейцы причащались: обычно они наблюдали за мессами, но лично не участвовали. Конечно, святые отцы ведали о неизбытом идолопоклонстве, но за подобные преступления наказывали разве что поркой наиболее отъявленных язычников. В 1560 году некий францисканец узнал, как он выразился, о «великих непотребствах и идолопоклонстве», но вполне довольствовался тем, что собрал вместе вождей и долго и красочно расписывал им всю пагубность язычества, а затем даровал прощение. Подобные случаи происходили и на территории сапотеков.

Но затем, в мае 1562 года, случилось нечто вроде революции — обнаружился самый масштабный религиозный протест в имперской Испании за первые пятьдесят лет существования империи. Двое индейских мальчишек на охоте наткнулись на пещеру, полную идолов и черепов. Они рассказали о своей находке фра Педро де Сьюдад Родриго, настоятелю францисканского монастыря в близлежащем Мани, который начальствовал над шестью братьями, изучавшими язык майя. Они «учились читать и писать на языке индейцев, каковой столь успешно свели к грамматическим формам, что его можно было осваивать подобно латыни»‹‹402››.

Допросили около сорока индейцев из соседних деревень. Те признались, что идолы принадлежат им и что порой они этим кумирам поклоняются. Такое поклонение, по их словам, происходило в окрестностях повсюду. Творя откровенный произвол (ведь правосудие считалось уделом светских властей), фра Педро велел подвергнуть индейцев пытке, известной как garrucha, или «вздымание»: жертв пороли, к ногам привешивали тяжелые камни, и так продолжалось, пока пытаемые не сознавались в местонахождении других идолов. Другая пытка называлась burro, и это была очередная гнусная разновидность пытки водой, когда у жертвы возникало ощущение, будто она тонет. Более того, индейцев заставили принимать участие в аутодафе.

Новый францисканский комиссар фра Диего де Ланда прибыл в Юкатан вместе с нотарием Франсиско де Ороско, чтобы провести формальное расследование‹‹403››. Ланда был человеком высокообразованным, строгим, трудолюбивым и вспыльчивым. Он и его помощники устраивали массовые облавы и подвергли пыткам более 4500 индейцев, из которых 158 умерли и около тридцати покончили жизнь самоубийством. Какой контраст с аналогичным расследованием великого епископа Хуана де Сумаррага в Мешико, где к идолопоклонникам категорически запрещалось применять пытки! Кроме того, в 1562 году на Юкатане были в ходу такие наказания, как порка, штрафы и принудительный труд на срок до десяти лет, тоже намного превосходившие размахом пределы, установленные архиепископом в столице.

Двенадцатого июля 1562 года состоялось аутодафе, организованное фра Ландой, который обратился к толпе на великолепном майянском. За Ландой выступил губернатор Юкатана, доктор Диего Кихада, говоривший по-испански от имени светских властей. Далее озвучили приговоры, виновных немедля привязали к позорным столбам, и каждому пришлось вытерпеть 200 ударов по еще не зарубцевавшейся коже. Подобные наказания распространялись и на тех, чье единственное «преступление» заключалось в недонесении на соседей-идолопоклонников. Священники возвели огромную пирамиду из идолов и украшенных драгоценными камнями черепов и подожгли ее. Кихада одобрил эти действия, дабы создалось впечатление, что правительство всецело поддерживает церковь.

Эта безжалостная расправа стала одним из позорнейших пятен в истории завоевания, и страх перед пытками заставлял туземцев безбожно врать при расспросах о количестве припрятанных идолов и тайных капищ. Прокатилась череда самоубийств, в частности, покончил с собою Лоренсо Коком, правитель области Сотута. Фра Ланда распространил свое расследование на все окрестные области, куда отправил верных монахов, и его заключение было непреклонным: индейцы Мани, по его словам, вернулись к своим древним и кощунственным обычаям, поклонялись идолам и приносили им жертвы, публично и тайно, а многие языческие обряды совершались в храмах перед алтарями и на перекрестках дорог. Индейцы будто бы говорили, что «наш истинный Господь не Бог, а дьявол, враг человеческих душ»‹‹404››.